Бисмарк

Два дня спустя Вильгельм в письменной форме обвинил Бисмарка в том, что тот недооценивает угрозу русского вторжения и вообще ведет совершенно неправильную политику по отношению к Петербургу. «Наши отношения с Россией, — писал канцлер в ответ, — по сегодняшний день настолько хороши и ясны, что не имеется никаких оснований для недоверия»[789]. В тот же день император попросил шефа Военного кабинета генерал-адъютанта Вильгельма фон Ханке[790]

сообщить Бисмарку, что от него ожидают прошение об отставке, причем как можно быстрее. Нетерпение Вильгельма было настолько велико, что он несколько часов спустя отправил к канцлеру еще одного «парламентера».

Прошение об отставке появилось на свет лишь вечером 18 марта 1890 года. Это был последний из знаменитых официальных документов, написанных рукой Бисмарка. Канцлер не пытался, как это часто бывает в такого рода текстах, скрывать истинную подоплеку конфликта. Он написал все, что думал по поводу отмены указа 1852 года, полномочий главы правительства и отношений с Россией. Документ звучал как обвинение в адрес Вильгельма; император, практически открыто заявлял Бисмарк, пытается действовать как абсолютный монарх и игнорирует заветы своих великих предшественников. Вслед за канцлером в отставку подал и его сын Герберт; Вильгельм хотел удержать его, не желая выглядеть гонителем семейства Бисмарков, но потерпел неудачу.

Двадцатого марта главе правительства сообщили, что его отставка принята. Играя на публику, император осыпал уходящего государственного деятеля лавиной почестей, таких как титул герцога цу Лауэнбург и звание генерал-полковника кавалерии в ранге генерал-фельдмаршала. Бисмарк со свойственной ему язвительностью охарактеризовал это как «похороны первого класса»[791]

. Кроме того, кайзер постарался, чтобы общественность узнала его версию отставки «железного канцлера» — император во всеуслышание заявил, что отпускает своего верного министра лишь с тяжелым сердцем после его неоднократных просьб. Еще много лет спустя он заявлял: «Долг перед короной заставлял меня расстаться с этим человеком»[792].

В близком кругу Вильгельм, однако, не скрывал радости. Вечером 18 марта он выступил перед представителями военной элиты с речью, в которой охарактеризовал Бисмарка как непокорного слугу: «Я не нуждаюсь в таких министрах; они должны повиноваться мне»[793]

. Даже генералов, не очень благожелательно настроенных по отношению к «железному канцлеру», поразило, что Вильгельм не нашел ни единого доброго слова для человека, которому был во многом обязан своей императорской короной. «Новый господин еще заставит нас удивляться», — прокомментировал происходящее старый граф фон Мольтке[794]. Более того, монарх постарался как можно сильнее унизить Бисмарка. Уходящему канцлеру было, например, предписано вернуть государству зарплату за 11 последних дней марта, а его преемник генерал Лео фон Каприви[795]

явился в служебную квартиру еще до того, как предшественник успел освободить ее. Впрочем, Бисмарк успел вывезти все свое многочисленное личное имущество, а вдобавок несколько ящиков с совершенно секретными служебными документами, которые отправил в свое поместье под покровом ночи.

Отставка Бисмарка не вызвала в политических кругах германской столицы никаких отрицательных эмоций. Господствовали скорее облегчение и надежда на то, что во внутренней политике империи наконец-то подует свежий ветер. Даже непосредственные подчиненные и прусские министры, на коллективную отставку которых в знак солидарности с ним Бисмарк тайно рассчитывал, все без исключения остались на своих постах. Вокруг уходящего канцлера образовался вакуум, прекрасно демонстрировавший все недостатки и слабые стороны проводившейся им на протяжении десятилетий политики. «Как страдали мы при этом режиме, — писала мать Вильгельма И вдовствующая императрица Виктория, — его влияние развращало его сотрудников и политическую жизнь Германии. Он сделал жизнь в Берлине почти невыносимой для тех, кто не стал его рабом»[796]. Негативные оценки только что завершившейся эпохи звучали из совершенно разных политических лагерей.

И все же далеко не везде реакция была такой. Беспокойство охватило в первую очередь европейские столицы. Здесь Бисмарка при всех оговорках рассматривали как человека, с которым можно иметь дело, поскольку он все-таки ведет Германию достаточно предсказуемым курсом и стремится сохранить мир, а не пускается в авантюры. Французская пресса, по сообщениям немецких дипломатов, считала отставку Бисмарка «событием, безрадостным для Франции, и высказывала мирной политике канцлера запоздалое признание». Из Петербурга германский военный атташе докладывал, что уход канцлера «произвел повсеместно удручающее впечатление»[797]. Казалось, вся Европа была едина во мнении, что отставка Бисмарка создала серьезную угрозу нормальному развитию международных отношений.