Поместья Бисмарка быстро превратились в место паломничества журналистов, как немецких, так и иностранных. Отставной канцлер охотно давал им интервью, в которых резко критиковал действия правительства. Своего преемника Каприви он хвалил как весьма душевного человека, но одновременно демонстрировал собеседникам всю его безграмотность в политических вопросах. Жестко критиковал Бисмарк ухудшение отношений с Россией, заключение соглашения об обмене Занзибара на Гельголанд с Великобританией, новый военный законопроект, сокращавший срок службы до двух лет. В любом действии правительства экс-канцлер находил повод для критики и предрекал катастрофу, которая с неизбежностью ждет германскую политику.
На службу Бисмарку поставил свое перо один из самых блестящих публицистов рубежа веков — Максимилиан Гарден. Сделал он это совершенно добровольно; «железный канцлер» некоторое время даже не знал, кто скрывается под псевдонимом «Апостата», которым были подписаны статьи, прославлявшие его и резко критиковавшие правительство. Только в феврале 1892 года Гарден по приглашению Бисмарка приехал во Фридрихсру. Стороны оказались довольны встречей, и их сотрудничество продолжилось. Впоследствии Гарден — с преувеличением, но не без оснований — заявлял, что именно он создал тот образ «железного канцлера», который существовал в немецком обществе после смерти Бисмарка.
Выпады из Фридрихсру, неизменно привлекавшие внимание широкой общественности, изрядно беспокоили политическую элиту в Берлине. Там опасались, что волна популярности Бисмарка станет слишком высокой, и «старец Саксонского леса», как его все чаще называли, сумеет вернуться к власти. 23 мая 1890 года Каприви отправил всем германским представительствам за рубежом циркулярное письмо, в котором говорилось, что высказывания отставного канцлера находятся в противоречии с политикой действующего правительства и не имеют никакой ценности. «Об уколах, направленных в мою сторону, я не буду говорить, мне они безразличны; но я считал Каприви более способным» — отреагировал на это Бисмарк[662]
.Впрочем, далеко не всегда он мог воспринимать происходящее столь позитивно. Давая в июле 1890 года интервью корреспонденту российской газеты «Новое время», отставной канцлер горько жаловался: «При жизни мне воздают посмертные почести. Меня хоронят, как Мальборо. Хотят не просто, чтобы Мальборо не вернулся, а чтобы он действительно умер или по крайней мере молчал до конца своих дней. (…) Никто из моих политических товарищей, из моих многочисленных знакомых не навещает меня. (…) Меня избегают как зачумленного. (…) Мне не могут запретить думать, но охотно помешали бы облекать мысли в слова, и если бы это было возможно, на меня давно надели бы намордник»[663]
.Поскольку надеть намордник было невозможно, молчать Бисмарк не собирался. В своих беседах с посетителями — а также в публичных выступлениях — он часто говорил не только о текущей ситуации, но и о заповедях политики в целом. Именно в последние годы своей жизни он сделал ряд интересных высказываний, которые позволяют ясно охарактеризовать его взгляды на государственную деятельность и задачи человека, связавшего с ней свою судьбу.
К числу базовых убеждений Бисмарка принадлежала уверенность в том, что искусство политика заключается в умении приспосабливаться к меняющейся обстановке и действовать соответствующим образом: «Самому нельзя ничего создать; можно лишь ожидать, пока не послышатся шаги Всевышнего, и тогда прыгнуть и ухватиться за край его одежды — в этом вся суть»[664]
. Впрочем, еще раньше, в 1869 году он писал: «Я не настолько самонадеян, чтобы верить, что кто-то может делать историю. Моя задача — наблюдать за ее течением и вести по нему свой корабль в меру моих сил. Самим течением я не могу управлять, не говоря уже о том, чтобы вызывать его»[665].В то же время ничто не дается просто так, милостью свыше; государственный деятель должен быть постоянно готов к борьбе. «Борьба является содержанием жизни всей природы, всего сотворенного (…) Борьба повсеместна, без нее нет жизни и, если мы хотим жить дальше, то мы должны готовиться к грядущим сражениям». Восприятие политики как борьбы, противостояния, соперничества, конкуренции, в которой один должен выиграть, а другой проиграть, накладывало свой отпечаток на всю политическую деятельность Бисмарка. Именно этим объясняются многие его решения, носящие если не прямо ошибочный, то, по крайней мере, сомнительный характер; однако это же представление привело «железного канцлера» к его крупнейшим успехам.