Бист Вилах. История одного Историка. Часть IV: Царская кровь

Скрипнул снег, фыркнули лошади, и сначала плавно, а потом всё быстрее и быстрее сани покатили по вечерней улице. Прохожие попадались нечасто – погода была слишком морозная.

– Потеря Василевского ставит под угрозу всё дело, – заговорил Михаил Андреевич, когда сани проехали Хитровскую площадь.

– Не могу понять: как он мог так быстро заболеть?! – отозвался с козел Унглик. – Плохой знак.

Вот проскочили Петропавловский и запетляли в косых извилистых переулках.

– Сколько врагов нам противостоит? – спросил Мортен, проверяя боёк своего револьвера.

– Понятия не имею, – хмуро сказал полковник, – но уж точно больше десятка.

А Дариор, щурясь под порывами русской вьюги, думал не о количестве врагов и даже не о самой операции. Все его мысли сейчас занимал таинственный надворный советник. Во-первых, что-то уж слишком внезапно он заболел, а во-вторых, слишком уж переигрывал, изображая слабость. Что с ним? Струсил перед операцией? Исключено. У Василевского множество недостатков, но в чём – в чём, а уж в трусости его упрекнуть нельзя.

И тогда мысли Дариора повернули в другое русло. Откуда Бист Вилах знал о местоположении квартиры иоаннитов? Как он сумел похитить динамит? И откуда он знал, что Дариор заявится в дом Фуркада? Варианта два: либо Бист Вилах сам находится в числе иоаннитов, либо имеет среди них осведомителя. Второе более вероятно. Хотя…

Саня Бандикут говорил, что маньяк обожает изъясняться рифмами – просто жить без этого не может. Кажется, такая склонность замечалась и за Василевским. Да неужели?

На перекрёстке кони остановились. Сани с Романовыми повернули налево, а сани с французами – направо.

– Ни пуха ни пера! – с сердцем вскричал Семён.

– К чёрту! К чёрту езжайте отсюда, пока не началось! – закричал в ответ Смоленцев.

Цесаревич, его будущая невеста и княжна прощально помахали руками и тронулись. Вскоре их сани скрылись за поворотом. Унглик тоже хотел было хлестнуть лошадей, но Дариор неожиданно вскрикнул:

– Стойте! Мне нужно вернуться!

Все находившиеся в санях недоумённо воззрились на него.

– Зачем? – ошарашенно воскликнул Смоленцев.

Дариор ещё не был уверен насчёт Василевского, а потому принялся нести чистейшую околесицу:

– Я забыл свой оберег! Оберег, с которым не привык расставаться! Господа! – обратился он к французам. – Помните, я рассказывал вам про свой амулет?