Бита за Рим (Венец из трав)

– Он и не пожалеет, когда все сказано и сделано. На то он и Антоний, – огрызнулся Катул Цезарь и поднялся. – Ну, все кончено, и нам это ничем не искупить. Но я не хочу в этом участвовать, Гней Октавий. Я чувствую себя как Пандора, после того как она открыла свой ящик.

– Что случилось с Луцием Цинной и трибунами? – спросил Луций Цезарь.

– Бежали, – лаконично ответил Октавий. – Они будут объявлены вне закона, разумеется. Надеюсь, что очень скоро.

Катул Цезарь остановился в дверях кабинета Октавия и сердито оглянулся.

– Ты не можешь лишить консула, находящегося в должности, его консульского империя, Гней Октавий. Все началось с того, что оппозиция попыталась лишить Луция Суллу его консульского права командовать римскими армиями. Они не смогли сделать этого! Но никто не пытался лишить его должности консула. Этого сделать нельзя. В римском законодательстве нет ни одной зацепки, которая давала бы право магистрату или комиций преследовать судебным порядком или отстранить от должности курульного магистрата прежде, чем истек срок его полномочий. Ты можешь уволить народного трибуна, если сделаешь это правильно; ты можешь уволить квестора, если он нарушит свои обязанности; ты также можешь изгнать их из Сената или лишить ценза. Но ты не можешь уволить консула или любого другого курульного магистрата, пока не истек срок их полномочий!

– Теперь, когда я нашел секрет успеха, Квинт Лутаций, – с самодовольным видом проговорил Октавий, – я смогу сделать все, что захочу. – И, видя, что Луций Цезарь проследовал к выходу вслед за братом, добавил им вдогонку: – Завтра состоится собрание в Сенате. Предлагаю вам быть там.

* * *

В отличие от Иерусалима или Антиохии, Рим не слишком верил пророкам и предсказателям. Авгуры проводили обряды ауспиций в истинно римском духе: не слишком доверяя собственной интуиции, они делали это строго в соответствии с книгами и таблицами.

Существовал, однако, один подлинно римский пророк, патриций из рода Корнелиев, которого звали Публий Корнелий Куллеол. И как раз теперь он страстно желал, чтобы никто не вспоминал его несчастного прозвища, которое означало «мошонка». Впрочем, он был уже таким древним старцем, что никто и не помнил его молодым или хотя бы пожилым. Он жил на ненадежный и небольшой доход, получаемый от своей семьи. Обычно его видели на Форуме сидящим на ступеньках, ведущих в храм Венеры Клоакины. Этот храм был древнее базилики Эмилия; его объединили с ней уже в процессе строительства последней.

Не будучи Кассандрой или религиозным фанатиком, Куллеол ограничивался в своих предсказаниях результатами важнейших политических событий; он никогда не возвещал конца света или появления какого-то нового, еще более могущественного бога, нежели Квирин или Юпитер. Ему удалось предвидеть войну против Югурты, нашествие германцев, Сатурнина, войну с Италией и войну на Востоке против Митридата, причем последняя, как он уверял, будет продолжаться на протяжении жизни целого поколения.

На рассвете того утра, когда братья Цезари возвратились в Рим, Сенат собрался в первый раз со дня резни, учиненной Октавием. Члены Сената боялись этого заседания. До сего дня самые страшные преступления совершались во имя Рима отдельными лицами или толпой на Форуме, но резня в «день Октавия» была слишком тесно связана непосредственно с Сенатом.

Сидящий на верхних ступенях храма Венеры Клоакины Публий Корнелий Куллеол казался неотъемлемой принадлежностью этого места, и ни один из отцов Сената не заметил его, хотя при виде их Куллеол радостно потер руки. Если он сделает то, за что щедро заплатил Гней Октавий Рузон, ему никогда уже больше не сидеть на этих ступеньках, и он сможет наконец избавиться от опостылевшей роли предсказателя.

Сенаторы задержались в портике Гостилиевой курии. Разбившись на небольшие группы, они обсуждали между собой «день Октавия». Высказывались предположения о том, что это событие может быть каким-то образом связано с сегодняшними дебатами. И вдруг над их головами раздался пронзительный визг. Куллеол мгновенно оказался в центре всеобщего внимания. Он поднялся на носки, выгнул спину, вытянул руки, переплетя пальцы, и закричал с такой силой, что на его искривленных губах появилась пена. Поскольку Куллеол никогда не давал предсказаний, доводя себя до экстаза, все подумали, что у него просто припадок. Одни сенаторы и завсегдатаи Форума продолжали зачарованно наблюдать за ним. Некоторые приблизились к прорицателю и попытались спустить его вниз. Он слепо боролся с ними, царапаясь, открывая рот все шире и шире, пока наконец не закричал.

– Цинна! Цинна! Цинна! Цинна! – завывал Куллеол. Он тотчас получил очень внимательную аудиторию.

– Пока Цинна и шесть его народных трибунов не будут высланы, Рим будет погибать, – верещал старец, трясясь и шатаясь. Он вопил, повторяя одно и то же раз за разом, до тех пор пока не свалился на землю. Его унесли, бесчувственного.

Пораженные сенаторы наконец расслышали голос консула Октавия, который уже давно призывал их в зал заседаний, и поспешили в Гостилиеву курию.