Хорошо, что в доме одни, Кирилл провел и не заходил, охрана тоже где-то в гостевом домике на территории… Хоть бы до спальни дошли, ей-богу, но у них же вечно все под влиянием порыва, не до планирования и создания атмосферы… Или, наоборот, всегда и везде и настроение есть, и атмосфера подходящая?! А, без разницы!
— Вот, не успела женой стать, и уже командуешь? — иронично усмехнулся Санек, но послушно рухнул на диван, потянув и Катю за собой, откинулся на спинку. — Я против матриархата, котена, предупреждаю сразу…
Она заливисто рассмеялась, с наигранной угрозой оперевшись одним коленом в диван между его бедер, нависнув над ним так, чтоб грудь то и дело задевала то губы, то щеки Саши. Дразнилась.
— А я и не претендую… разве что иногда в спальне, и чтоб для твоего удовольствия, — с искушением принялась вести ногтями по его груди вниз, чувствуя, как мышцы сжимаются спазмом под ее пальцами.
А вот у ее колена что-то точно увеличивалось, и не думая сжиматься. Особенно, когда Катя наклонилась еще ниже и поцеловала, прикусывая нижнюю губу мужа. Добралась при этом до ширинки рукой, расстегнув молнию и мягко, но с той же жадностью, обхватила подрагивающими пальцами горячий, твердый и пульсирующий, чуть влажный от их общего накаленного возбуждения, член мужа.
Саша аж зарычал, серьезно! Сипло и требовательно рыкнул горлом, как-то дернув ее на себя.
И Катя поняла, что все — ее верховенство окончено! Ее тут же усадили поверх твердых мужских бедер, нажал рукой на крестец. И, видно, чтобы пресечь дальнейшие подтрунивания и такое своеволие, Саша однозначно надавил ей на ягодицы, будто и через кружево готов был протолкнуться, втиснув себя в нее… Против воли у Кати из горла вырвался стон. Она ясно поняла, что не хочется ни прелюдий, ни игр дальше — они реально долго не были близки, а кто знает, насколько на самом деле у Саши сил, и не игнорирует ли он ради их общего желания собственное самочувствие…
А потому, и не думая вырываться, она чуть стянула кружева в сторону, освобождая для него самое себя… И уже в голос вскрикнула, запрокинув голову, когда Саша двумя мощными толчками заполнил ее всю, кажется. Всхлипнула, снова не удержала протяжного стона, когда муж еще глубже бедра в нее вдавил, упираясь в диван спиной. Откинулся, притянув ее на свою грудь.
Мгновения прошли, а оба мокрые от испарины, тела пылают, воздух обжигает губы; целуют, слизывают эту солоноватую влагу друг с друга, распаляя только больше. Какая-то странно исступленная страсть: бедрами вжимаются друг в друга, вскидывают, не могут притормозить, словно по нарастающей, как камни с горы катятся, набирая силу…
А Саша еще и, как специально, берет и проходится жадными, твердыми и такими нежными при этом пальцами по ее влажным складкам, дразня клитор, подталкивая к грани!
— Саша!
В голове шумит и перед глазами белое марево, пелена от удовольствия, которое захлестывает тела. И не только в животе, в голове этим оргазмом выстреливает вдруг, заставляя Катю судорожно хвататься за Сашу, кусать его шею и хрипло стонать, упираясь лбом в спинку дивана, каким-то вообще задним участком сознания все же помня, что нельзя ему упираться слева на тело…
И мужа вдруг трясти начинает, ощущает, как по его телу, мышцам удовольствие пульсирующей волной проносится, заставляя Сашу ее к себе дико крепко прижать…
Будто переплавило их этой вспышкой, сделало чем-то единым и новым. Действительно целым.
— Ну вот и обновили жилье, — силы, чтоб сипло хмыкнуть, появились только спустя минут пять.
Его так накрыло этим их «экспресс-сексом», что в голове стучало до сих пор. Или все же зря отступил от рекомендаций поберечься, и это ранение сказалось, что так в груди тарахтит, отдавая в черепе? По х*ену!
Санек ради такого вот времени и секса, единения со своей котеной готов был и рубцом рискнуть. Соскучился по ней так, что руки зудели! И сейчас еще не унял какого-то внутренного мандража где-то в животе, в паху, в груди… Хотел ее еще…
Но был реалистом и понимал, что первый голод утолили, и пока хватит. Нагонят еще, теперь вся жизнь впереди.
— Да, можно сказать, что адаптация прошла легко и с удовольствием, — отозвалась таким же охрипшим смехом Катя откуда-то с его плеча, дразня нежными поцелуями шею и подбородок Саньку. — Так бы всю жизнь наслаждаться…
— Ну так, а кто мешает, малышка? — подмигнул ей Ольшевский.