Битов, или Новые сведения о человеке

Из предисловия к книге стихов Сергея Вольфа «Розовощекий павлин»

«В тридцатые одному эмигранту из Петрограда довелось посетить Ленинград. Он прошелся по Невскому и спросил: куда подевались красивые люди?

Вольф – красив: это, как сказали бы теперь, его имидж, его месседж.

Все мы, питерские, такие: не шестидесятники. Шестидесятники мы разве потому, что нам за шестьдесят, что дети наши родились в шестидесятые, что мы с шестидесятой параллели. «Великий город с областной судьбой»… К Питеру несправедливы как к красоте.

Что это было за время такое, когда разница до пяти лет… означала чуть ли не разницу в поколениях?

Конец пятидесятых… Сережа Вольф сильно старше меня: года на полтора-два… В моих воспоминаниях: ни строчки без дня. Вот день, когда Вольф мне дает «Столбцы»; вот день, когда я слышу от него слово Набоков; вот день, когда он мне показывает четыре тома Пруста; вот день, когда он учит меня пиву: в Ленинграде открыли первый бар, а я еще ни разу в жизни пива не пробовал. Учитель.

Вольф был учителем целого поколения. Великолепный рисовальщик Свет Остров что бы ни рисовал, зайца или льва, а получался – Вольф…

Между прочим, он мог сочинить и такой стишок:

Сяду я на саночкиИ поеду к самочке.

А мог и такой:

Шел по улице зверек,Делал лапкой поперек.

Светозар Остров[5]

Когда мы были молодыми…

О Толстом Набоков сказал: «Толстого вы читаете потому, что не можете оторваться».

Начало шестидесятых, июнь или июль, Ленинград, сижу в мастерской.

Заходит Сережа Вольф:

– Ну привет! Что ты здесь засел в своих казематах?

– Как видишь, засел и сижу.

– Значит, так: Андрей Битов скучает на даче, без конца зовет: там был вчера тихий семейный праздник, я не смог поехать, а завтра давай вместе.

– А кто это?

– Ты что, не знаешь этого монстра?

– Впервые слышу.

Художник Светозар Остров. Наши дни

– Странно. Короче, бросай все, и пройдемся по воздуху. Он с соседом изобрел какой-то летательный аппарат и хочет его опробовать, да и просто проветримся.

– Давай!

Назавтра с утра тепло, солнечно. Финский вокзал, электричка, Токсово. Дорожка в зелени и цветах. За столом сидят хозяин с женой. Самовар с неснятой трубой, из которой дрожит воздух.

Объятья друзей, знакомство незнакомых, к столу. Только сели, вскакивает хозяин:

– Сейчас я вам что-то покажу.

– Только не долго! Надо самовар раскочегарить! – Жена миловидная, полная, с приятными веселыми нотками в голосе, зовут Инга…

Пристройка к дому. За деревенской занавеской (на белом фоне розовые цветочки и зелененькие листики разбросаны) в полной тишине что-то капает… Впервые я вижу самогонный аппарат! О них, естественно, слышал. Мне уже двадцать четыре или пять; оказывается, я полный профан.

– Хватит глазеть! – это хозяин.

Заходим в залитую солнцем комнатку, вспоминаю слова из стиха Арсения Тарковского: Отец стоит на дорожке. Белый-белый день…

Андрей открывает шкафчик с полным графином.

– Ну, старики, за нас с Ингой!

Сережа меня лет на десять старше, и впрямь «старик». А Битов почти ровесник.

Одна-две рюмки, и возвращаемся за стол.

– Как прошли смотрины? – Жена обращается к мужу: – Как летательное устройство?

– Все в восхищении!

– Я чувствую, плавный взлет начинает быть… Всё, я пошла к соседке. – Инга смеется и желает нам счастливого полета.

Мы переехали в комнату Андрея, и завязалась беседа Сережи с Андреем, двух еще почти не печатаемых писателей. Я поймал себя на том, что поражаюсь Андрею, тому, что и как он говорит, и с большим, неведомым мне интересом – слушаю его. Способность стать эрудированным человеком дается, я уверен, от природы. Но такую неожиданную, парадоксальную интерпретацию глубоких познаний я вряд ли когда слышал.

Художник Светозар Остров. 60-е годы

Андрей поразил меня даром рассказчика. Напомнил в этом плане Довлатова, однако – другой! Удивительны обороты, редкая конструкция фразы. Иосиф как-то сказал замечательно, что «слова во фразе значительно больше предполагают, чем буквальное их семантическое восприятие»… У Битова именно так.

Ну что, думаю, еще один незаурядный будущий автор. Так как уже знал и Бродского с Довлатовым, и стихи Сергея Вольфа, и даже первую его детскую книжку проиллюстрировал. Рад был услышать еще одного очень талантливого человека. Потом была прогулка по лесу и – в наш летний мегаполис…

Да, Андрей чем-то напоминал мне Бродского. Иное, но тоже поразительно острое мышление, лучше сказать – мысление (мысль, смысл и т. д.). Оба владели одним из достойных искусств – умением говорить живо и умно, увлекательно…

В дальнейшем, увы, в состоявшихся профессионалах я слышал звуки флейты и контрабаса, уныло ведущих одну и ту же тему…

Каким-то образом наши с Андреем жены подружились, да и мы тоже.