– Рыцарской? – Джоффри разжаловал его из рыцарей в дураки – теперь Донтос стоит даже ниже, чем Лунатик. – Я молилась богам, чтобы они послали мне рыцаря, – молилась от всего сердца, а они посылают мне старого пьяного дурака.
– Ну что ж, я это заслужил. Только странное дело… все те годы, что я был рыцарем, я, в сущности, был дураком, а теперь, когда я дурак, я почему-то чувствую себя рыцарем. А причиной этому вы… ваше милосердие, ваше мужество. Вы спасли меня не только от Джоффри, но и от себя самого. В песнях тоже поют о дураке, который был величайшим рыцарем всех времен…
– Флориан, – дрожащим голосом произнесла Санса.
– Я буду вашим Флорианом, прекрасная леди, – смиренно сказал Донтос, упав перед ней на колени.
Санса медленно опустила нож. Голова вдруг стала очень легкой, словно она плыла. «Это безумие – доверяться такому пьянице, но если я откажу ему, представится ли случай снова?»
– Как… как вы намерены увезти меня отсюда?
– Труднее всего будет вывести вас из замка. Когда мы это сделаем, вы сможете уплыть домой на корабле. Я должен буду найти деньги и сделать нужные приготовления, вот и все.
– А нельзя ли уйти прямо сейчас? – не смея надеяться, спросила она.
– Нынче же ночью? Нет, миледи. Боюсь, что нет. Сначала мне надо придумать надежный способ вывести вас из замка, когда время придет. Это будет нелегко и не так скоро. За мной ведь тоже следят. – Он облизнул губы. – Может быть, вы уберете свое оружие?
Санса спрятала нож под плащом.
– Встаньте, сир.
– Благодарю, прекрасная леди. – Сир Донтос неуклюже поднялся на ноги, отряхивая колени. – Страна еще не знала более достойного человека, чем ваш лорд-отец, но я остался в стороне и позволил убить его. Я ничего не сказал, ничего не сделал… а вот вы, когда Джоффри хотел меня убить, вступились за меня. Леди, я никогда не был героем, я не Раэм Редвин и не Барристан Храбрый. Я не побеждал на турнирах, не отличался на войне… но все-таки я был рыцарем, и вы помогли мне вспомнить, что это значит. Моя жизнь немногого стоит, но она теперь ваша. – Сир Донтос положил руку на скрюченный ствол сердце-дерева, и Санса заметила, что он дрожит. – Перед богами вашего отца клянусь вернуть вас домой.
Он поклялся – поклялся перед лицом богов.
– Я отдаю себя в ваши руки, сир. Но как я узнаю, что время пришло? Вы снова пошлете мне письмо?
Сир Донтос беспокойно огляделся:
– Это слишком опасно. Лучше приходите сюда, в богорощу, – так часто, как только сможете. Это самое безопасное – единственное безопасное – место. Больше встречаться негде – ни у вас, ни у меня, ни на лестнице, ни во дворе, даже если нам кажется, что мы одни. Камни в Красном Замке имеют уши, и только здесь мы можем говорить свободно.
– Хорошо. Я запомню.
– И если при других я покажусь вам жестоким, насмешливым или равнодушным, простите меня, дитя. Я должен играть свою роль, и вы делайте то же самое. Один неверный шаг – и наши головы окажутся на стене рядом с головой вашего отца.
– Я понимаю, – кивнула она.
– Вы должны быть храброй и сильной… и терпеливой, терпеливой прежде всего.
– Я буду… но, пожалуйста, постарайтесь устроить это побыстрее. Мне страшно.
– Мне тоже, – слабо улыбнулся сир Донтос. – А теперь вам пора идти, пока вас не хватились.
– А вы не пойдете со мной?
– Лучше не надо. Нас не должны видеть вместе.
Санса пошла было… но вернулась и поцеловала Донтоса в щеку, закрыв глаза.
– Мой Флориан. Боги услышали мою молитву.
Она побежала вдоль реки, мимо маленькой кухни и через свиной двор. Хрюканье свиней в загонах заглушало ее шаги. Домой. «Он хочет увезти меня домой, он защитит меня, мой Флориан». Песни о Флориане и Джонквиль она любила больше всех остальных. И Флориан тоже был некрасив, хотя и не такой старый.
Она стремглав неслась вниз по лестнице, когда откуда-то сбоку выскочил человек, и она врезалась прямо в него. Железные пальцы стиснули ей запястье, не дав упасть, и хриплый низкий голос сказал:
– С этих ступенек падать долго, пташечка. Хочешь убить нас обоих? – Смех у него был, как пила по камню. – Я верно угадал?
Пес.
– Нет, милорд, что вы. Прошу прощения. – Санса отвела глаза, но поздно: он видел ее лицо. – Отпустите, вы делаете мне больно. – Она попыталась вырваться.
– А почему это пташечка Джоффа порхает по лестницам среди ночи? – Она не ответила, и он встряхнул ее. – Где ты была?
– В богороще, милорд, – сказала она, не посмев солгать. – Я молилась… за моего отца и за короля, чтобы с ним не случилось худого.
– Думаешь, я настолько пьян, что поверю тебе? – Пес отпустил ее. Он слегка покачивался, и полосы света падали на его жуткое обожженное лицо. – Ты уже совсем женщина… личико, грудки, да и ростом стала выше… но ты всего лишь глупая маленькая пташка, да? Поешь песенки, которым тебя научили. Ну так спой и мне. Давай. Что-нибудь о рыцарях и прекрасных девах. Ты ведь любишь рыцарей, правда?
Он пугал ее.
– Настоящих – да, милорд.