Битва на Калке. Пока летит стрела

Вообще после смерти жены своей сильно сдал хозяин, а тут ещё голод, и припасы в доме быстро кончились, и кузнечный товар стал никому не нужен. Справным был раньше хозяином Малафей, а стал таким же, как и все, — нищим, голодным, потерявшим всякую надежду выжить и желание двигаться. Вот так, лёжа в своей просторной горнице, и помрёт. А что же тогда Иван? Ведь ежели не станет Малафея, то и остаток долга некому будет выплачивать?

Это была такая ясная и сильная мысль, что Иван даже сел на лежанке. Почему-то ему и в голову раньше не приходило, что от несправедливой виры, наложенной два года назад тысяцким, можно освободиться вот таким способом — с нежданной помощью беды? Но сразу стало как-то стыдно. Вроде бы смерти хозяину пожелал. Нет, никогда не желал Иван смерти Малафею. Даже попав к нему в рабы за убийство, которого не совершал.

Тогда просто случай такой вышел.

Был у Ивана сосед, прозвищем Плоскиня. Поглядишь — и впрямь Плоскиня: рожа широкая да плоская какая-то, будто по ней в детстве лопатой ударили, да так и стал жить человек дальше. И носик маленький, и глазки маленькие, близко посаженные, и рот с плоскими губами, едва прикрытый плоской же бородой. Привыкнуть, так ничего, а с первого раза, поглядев на такое лицо, сильно удивишься. Занимался этот Плоскиня не то, чтобы чем-то, а всем понемногу. Вроде и поторговывал, и с купцами обозы водил в Литву и в низовские земли, и плотницким ремеслом владел. И шибко любил подраться.

Иван тогда с матерью и двумя сестрёнками проживал не здесь, а в Прусском конце. Отец Демьян-кузнец ушёл с новгородским ополчением чудина усмирять. Да вскоре и погиб там, оставив вдову и троих сирот. После Демьяна Иван стал в семье старшим. Ну, люди помогали, конечно. А только в отцовской кузнице немного Иван заработать мог. Демьяна-то, кузнеца искусного, многие помнили, а Иван отцовского умения не успел ещё набрать. Учился сам понемногу, в подручные ни к кому не шёл (хотя и звали), всё надеялся: стану таким же, как отец, и дела пойдут, и матери старость обеспечу, и сестрёнок-близняшек пристрою за хороших людей. В общем, жили небогато, но дружно. И надежда на лучшее была.

И тут однажды подкатился к Ивану сосед Плоскиня. Он уж взрослый был мужик, а с Иваном, хотя тому едва в то время шестнадцать годков исполнилось, держался на равных. Подкатился с выгодным делом. Надо, мол, Иванко, товар одному человеку доставить. Одному мне, мол, тяжело, а с тобой мы это дело враз сладим. И насчёт оплаты договоримся по-суседски. Ну, Иван, ничего не заподозрив, согласился, хоть и помнил, что отец, Демьян, не любил Плоскиню этого. Зима тогда стояла, как и сейчас. К ночи Плоскиня запряг коняшку в сани, и поехали они с Иваном. Главное дело — Иван вовсе и не задумывался, куда и за чем едут. Когда Плоскиня ему про оплату сказал, родилась у Ивана мысль купить обеим сестрёнкам нарядные сапожки из красной кожи. Уж так девчонкам хотелось! Ну и пока ехали с Плоскиней за товаром, только про одни эти сапожки и думал Иван: да как он их сёстрам подарит, да какой визг поднимется.

Тем временем выбрались из города, миновав и стражу, и вообще никого по дороге не встретив. Дальше остановились в лесу. Луна светила. Плоскиня долго лазал по сугробам, потом подозвал Ивана. В снегу лежали три железные полосы, заготовки для кузнечного дела, тяжеленные, из тех, что немцы в Новгород привозят и продают.

Вот странно, подумал тогда Иван. Такое железо ведь всё считанное, его по договору староста от кузнецкого общества берёт на корню, а после меж кузнецами делит по справедливости. Демьян в своё время получал побольше многих. А несчитанное железо, считай, ворованное; если узнает староста, что какой кузнец из него свой товар делает, то может общество и кузню отобрать, и даже в подручные его больше никто не возьмёт. С этим строго. Но если по-умному, так поди дознайся! Железо оно и есть железо. И всё же Иван точно знал, что отец его никогда такими вещами не баловался. Честь берег.

Кое-как погрузили эти полосы в сани. Ивану и неловко было, что в таком нехорошем деле участвует, да в тёмном лесу вдруг боязно показалось Плоскине перечить. Одним словом, повезли в город. Если что, сказал Плоскиня, если нас с тобой окликнут али стражу увидишь — с саней прыгай да беги прячься. И я тоже побегу. А если без помех товар доставим, то от человека того много получим, сколько тебе в твоей кузне и в месяц не заработать! Жутко было Ивану тогда, в санях с ворованным железом, смотреть, как скалится напарник и зубы его белеют в лунном свете.

Обошлось. И в город въехали незамеченными, и к дому того человека добрались скоро. Этот человек и оказался Малафеем. Сани разгружать помогали его работники. Расплатился хозяин с Плоскиней щедро, хотя и много меньше той цены дал, что стоило бы железо, будь оно не краденым.