Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг.

Интересно, что главным детонатором этого взрыва было решение русского императора. Без его решительных и недвусмысленных односторонних действий неизвестно как повели бы себя Оттоманская империя, Неаполь и Австрия. Разумеется, что причин этого разворота русской политики было предостаточно: стремительное расширение французского влияния в Германии и Италии, перспектива появления французов на Балканах, опасения по поводу попыток восстановления Польши, активная деятельность английской дипломатии и французских эмигрантов при русском дворе и т. д., тем не менее трудно переоценить значение мальтийского эпизода в этом вопросе. Именно занятие Мальты окончательно утвердило Павла в его решении начать войну с республикой. Причем интересно, что императора беспокоил не столько захват французами стратегически выгодного пункта в Средиземноморье, сколько разгром древнейшего рыцарского ордена. Известный американский исследователь очень точно подметил этот факт: «Британцы недооценивали идеологический фактор и считали, что Павел принял титул [великого магистра. – Примеч. авт.], чтобы утвердить русское военное присутствие в Средиземноморье, получив стратегически важную морскую базу… Бонапарт также недооценивал то, чем для Павла была Мальта. Но царь выступал прежде всего в защиту не острова, а ордена, который Бонапарт мало ценил»[48]

.

Одним из важнейших пунктов в договоре с англичанами было то, что державы коалиции обязались не удерживать за собой острова, которые будут отбиты у французов, а общая цель союза была определена следующим образом: «действенными мерами положить предел успехам французского оружия и распространению правил анархических; принудить Францию войти в прежние границы и тем восстановить в Европе прочный мир и политическое равновесие»[49].

Обратим внимание, что здесь не говорится даже о реставрации монархии во Франции, хотя, конечно, такая реставрация рассматривается как положительная перспектива. Главная же цель союза – крестовый поход во имя справедливости, восстановление прежних границ и законных властей.

На этот раз соотношение сил на фронтах было явно не в пользу французов. Во Франции угас революционный энтузиазм. Бонапарт это точно подметил, вспомним его фразу: «Война, которая еще недавно была национальной и народной… стала войной, безразличной народу, войной лишь правительств». Но французское правительство – Директория – было насквозь коррумпировано, могло дать пример не самопожертвования, а лишь стяжательства и грязных махинаций. Экономика страны, снабжение армии – все было в полном развале. Хаос царил внутри страны, бандиты хозяйничали на дорогах. Такое правительство «могло тиранить, но не могло править». Нетрудно догадаться, что армия в этих условиях не могла быть ни многочисленной, ни хорошо обеспеченной. Повальное дезертирство охватило ее ряды. Если же учесть, что одновременно войска несли потери, нетрудно догадаться, что их численность резко сократилась.

Если в августе 1794 г., по рапорту военного министра Петие, в строю было 732 474 человека, то к августу 1795 г. осталось 484 363 человека, а к концу 1796 г. – 396 016 человек. Реально к началу кампании 1799 г. французы могли выставить для войны с коалицией на всех европейских фронтах всего лишь около 200 тыс. солдат[50]

!

Правда, здесь нужно сделать одно очень важное добавление. Если процесс развала и гниения охватил правящую верхушку, в армии наблюдались иные тенденции. В военной среде все больше зрело раздражение действиями властей и даже просто открытая вражда по отношению к правительству. В войсках, несмотря ни на что, продолжали жить остатки республиканских идеалов, но одновременно солдаты и офицеры слишком явственно видели пороки и ущербное бессилие Директории.

Мысль о том, что «отечество коррумпировано», что республика продается с молотка, стала распространяться в армии. На биваках говорили, что аристократы готовятся уничтожить завоевания Революции, что им помогает «аристократия богатства». Солдаты и офицеры, вернувшиеся из краткого отпуска, рассказывали, что в городах властвуют «мюскадены»[51]

, что золотая молодежь избивает и убивает «патриотов» и особенно тех, кто носит военную форму.

Еще недавно рассматриваемые как «лучшие граждане», герои республики, солдаты и офицеры превратились в отверженных, презираемых нуворишами. «Едва вы покидаете военный лагерь, чтобы отдохнуть на квартирах, или, победив в одном месте, вы направляетесь в другой конец страны, как вместо уважения со стороны граждан вы испытываете только унижение и даже оскорбление, – писал лейтенант французской армии эпохи Директории. – Можно все вытерпеть, но не общественное презрение»[52].

Отныне все более и более солдаты и офицеры республиканской армии стали рассматривать гражданское общество как противостоящую им силу, а армию – как единственную хранительницу республиканских идеалов.