Битва в ионосфере

Довольно крепкий мужчина в милицейской форме, вполне вероятно сотрудник специальной службы, полистал увесистую и довольно замызганную канцелярскую учетную книгу. Нашел в ней заявку на разовый пропуск для меня. Не торопясь его выписал. При этом предупредил, чтобы на обратном пути разовый пропуск я не забыл сдать на вахту и чтобы в институте расписались, где я был и когда покинул территорию НИИ. Во время этой процедуры к вертушке проходной подошел среднего роста, лет пятидесяти мужчина и, спросив у меня фамилию, в ответ представился Эфиром Ивановичем Шустовым.

– Все же решил вас проводить к себе в отдел, — обратился он ко мне довольно приятным баритоном, — иначе наверняка заблудитесь в наших лабиринтах. Пойдемте, Валентин Стрелкин нас уже ожидает и, наверное, чай подготовил.

Сопровождение Шустова во время передвижения по коридорам и лестницам НИИДАР оказались не лишним. Кабинет ученого располагался в старой части знаменитого института. Новый человек в здании вполне мог потерять ориентацию и заблудиться в закоулках, в тупичках с закрытыми дверями или по узким переходам выйти в совершенное другое здание. Но Эфир Иванович был здесь своим кадром и прекрасно ориентировался в старом здании. При этом он негромко рассказывал мне на ходу историю своего института.

– НИИДАР ведет свою трудовую биографию еще с 10 ноября 1916 года. Тогда Преображенская площадь называлась Преображенской заставой. Там в корпусах располагалась вторая автомобильная рота Технического управления русской армии. Вот на ее базе и образовалось авторемонтное предприятие, — на ходу рассказывал Эфир Шустов, — на русско-германском фронте повреждалось очень много автомобилей, а перед войной не были созданы мощные ремонтные части. Вот и были спешно организованы в Москве на Преображенской заставе авторемонтные мастерские для восстановления в основном грузовых автомобилей иностранного производства «Паккард».

В 1918 году это был уже полноценный авторемонтный завод. Ну а в 30-х годах заводу был присвоен номер 37 Спецмаш-треста. Он так сказать стал почтовым ящиком. Предприятию так же присвоили почетное имя Серго Орджоникидзе. Завод стал выпускать легкие танки Т-27, Т-37, Т-38, Т-40, Т-60, Т-70. До конца Великой Отечественной и несколько лет после нее завод выпускал боевую бронетехнику».

А в 1949 году на заводе № 37 было создано опытное конструкторское бюро, которое в спешном порядке занялось разработкой радиолокаторов. С 1950 года на предприятии начался серийный выпуск знаменитой РАС П-20, которая за расположение лепестков антенн получила цветочное название «Ромашка». Этот радар получился таким надежным, что работал в любых условиях в пустынях, заполярной тундре, высокогорье, тропических болотах. Именно за неприхотливость и безотказность индийские военные назвали П-20 «русским самоваром». Вот с этого уникального радара и началась радиоэлектронная биография одного из старейших российских предприятий радиоэлектронной промышленности. Здесь создавались особо сложные боевые радиотехнические системы вооружения.

В конце 50-х годов именно в НИИДАРе был создан первый в мире радиолокатор для противоракетной обороны. Он на большом расстоянии обнаруживал баллистические цели. Тогда впервые в мире ниидаровскими учеными и конструкторами была решена сложнейшая научно-техническая проблема по значимости равносильная созданию пилотируемой космической техники. Так же здесь создавались сверхмощные радары для ПВО Москвы и системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН). А в 60-е годы специалисты НИИДАРа, в то время он еще назывался Научно-исследовательский радиотехнический институт (НИРТИ), начали работы по созданию загоризонтных, сверхдальних боевых локаторов. Одним словом за оригинальным фасадом этого института крылись такие тайны, за которыми охотились, наверное, все разведки мира. Но в конце пресловутой горбачевской перестройки режим секретности в НИИДАРе значительно ослаб. Пропуск, в прежде совершенно закрытый научный центр, мне был оформлен без особых проблем.