Битва в пути

Еще вчера на дорогах чернела и чавкала липкая грязь, а сейчас повсюду сиял молодой снег. Голубоватый рассвет поднимался из этого молодого снега. Обновленный, белый с просинью мир был пышен и тих. Мохнатые снежинки кружились медленно и садились осторожно. На влажных, розовых, улыбчивых лицах прохожих белели крохотные снежные звезды.

«Первый снег, первый день, первый снег», — в такт шагам повторял Сережа. Первый день его работы на кокиле совпал с днем первого снега. Вчера он опробовал кокиль — отлил и отработал пять моделей. ОТК принял все пять. С вечера он отлил и приготовил к обработке еще двадцать четыре модели. Этот нетронутый снег невольно напоминал их: так же были они чисты, так же легки, так же мягко и матово сияли в полусвете.

Кончилась аллея, свалка металлолома прикрыта пышной снежной пеленой. Вдали, в самом углу заводского двора, показался модельный цех — для других просто неприглядное здание, для Сережи и дом и судьба.

Снег повалил гуще.

— Серега! Сугроб! — окликнули его сзади. Его нагоняли Кондрат и Синенький.

— Ну, как? — спросил Синенький. — Мефодич говорит, пять отливок, говорит, здорово хороши.

— Вот такие вот! — Сережа указал на снег. — Легкие, чистые, сами светятся.

Втроем напрямик, через пустырь, они побежали к цеху цветного литья. Двадцать четыре отливки лежали у стены. Синенький присел возле них на корточки и тихо свистнул. Пальцы его побежали по граням, плоскостям, переходам, лукавые глаза сощурились от удовольствия. Посыпался короткий, как от щекотки, смешок:

— Ну, Сугроб, ты уж не Дон Кихот, ты уж теперь Дон… Дон… Дон — Черт Знает Что! Тут нам, фрезеровщикам и слесарям, и работы не осталось. Кокиль за нас сработал.

Кондрат подкинул отливку на ладони:

— Сколько весу?

— Четыре с половиной килограмма, — ответил Сережа.

— Это вместо тринадцати! Будет заливать-то!

— Пух-перо! — засмеялся Синенький. — Ах, Серега, не женись, не женись! Кабы не Тоська, я бы от тебя тогда не отступился. Дня за четыре одолеешь?

— За один! Сегодня сделаю!

— Вот это дает! — восхищенно сказал Синенький. — Ведь тут больше месячной нормы.

Они нагрузились отливками и заторопились к модельному. Синенький оглядывался, смеялся, торопил:

— Что вы, два бугая, отстаете от меня, от махонького? Торопись, Серега. Не терпится!

«Зря я обижался на них, — растрогался Сережа. — Меж своими чего не бывает!»

Общая радость перекрыла неурядицы, как этот молодой снег покрыл и слякоть и мусор и заставил сиять всю землю чистой, нетронутой белизной.

— Сергунька сегодня дает рекорд! Больше месячной нормы за один день! — сказал Синенький и неосторожно повернулся.

Несколько отливок выскользнули из рук. Он остановился, Кондрат наткнулся на него и разом уронил все отливки. Сережа рассмеялся и тоже уронил половину груза.

Они присели на корточки, собирали в пушистом снегу алюминиевые отливки.

— За один день? Сразу? — сыпала вопросами Тина, — А ты опробовал?

— Уже, Тина Борисовна, — ответил Сережа. — Грузите мне еще пару.

— Когда успел? — Тина положила две отливки под самый Сережин подбородок.

— Холодные, — засмеялся он, прижимаясь к ним щекой. — Вчера вечером.

Ребята уже поднялись и шли с грузом, а Тина бежала рядом с Сережей и спрашивала:

— ОТК отштамповало? Ты уверен, что сумеешь все это обработать за день?

Он придерживал отливки розовой щекой и, не поворачивая лица, косил на Тину веселый желудевый глаз.

— Все рассчитал… Точно будет. Она побежала к Гурову:

— У вас же в цехе событие. Начинаем кокильное литье. Больше месячной нормы за один день! Такого не бывало. Почему никто не знает? Надо в многотиражку…

Тяжелые губы с трудом расклеились:

— Ли то работать, ли то шуметь… Еще ничего не известно, а вже шум.

Тина, не отвечая, уселась прямо против Гурова, весело и зло глядя в узенькие глаза, принялася звонить по телефону:

— Отдел труда? Ну чем вы там занимаетесь? У вас тут модельный начали переводить на кокильное литье, а вы и не знаете! Шлите срочно хронометражистов.

Прежде чем Гуров успел понять, что происходит, она позвонила в редакцию газеты и в отдел главного металлурга. Наконец Гуров опомнился и рассвирепел:

— Вы чей тут ынженер? У нас тут свои ходют ынженеры.

— Заводской, заводской я «ынженер», — передразнила Тина, засмеялась и выскользнула из кабинета. Ей хотелось посмотреть, как Сережа будет работать, но близи-лось начало смены, и пора было бежать в свою «чугунку». На минуту она все-таки подошла к Сереже. Рабочие теснились вокруг него. Отливки лежали в строгом порядке на заранее приготовленных местах.

По его радостной, но застывшей улыбке, по взгляду, просветленному и сосредоточенному, угадала Тина тот самый счастливый холодок, который охватил ее, когда, сидя в пустой комнате технологов, следила она за кривой кремния и когда впервые угадала будущую картину, увидев Рыжика на окне «фонарика».

«То же самое сейчас у Сережи. Только у него гораздо сильнее, — позавидовала Тина. — Разве мне удавалось сделать такое?» Ей хотелось остаться, но пора было в свой цех.