Несмотря на кажущуюся заботу, в голосе его преосвященства звучала явная насмешка. Священник заметил её и смертельно обиделся.
— Смейтесь, смейтесь, господин кардинал, пока это возможно, — ответил он. — Ибо я принёс такие новости, что, клянусь спасением своей души, вам скоро будет не до смеха.
— Ну да, новости! Вроде тех писем, которые вы присылали мне из Рима и в которых советовали не теряя ни минуты арестовать или хотя бы установить слежку за аббатом Фанканом! Вы писали мне, что наш добрый друг не кто иной, как английский шпион, подкупленный королевой Генриеттой и, если мне не изменяет память, орденом «Молчаливых», чтобы завлечь Францию в союз с протестантскими государствами. Потрясающая шутка, друг мой. Я знаю вас уже добрых двадцать лет, но даже и не подозревал, что вы умеете так шутить!
И Ришелье захохотал так громко, что обеспокоенный гвардеец, нёсший караул в приёмной министра, заглянул в кабинет. Но отец Жозеф даже не улыбнулся. Его грубое лицо покрылось красными пятнами, а выпуклые глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Так, значит, ни один из моих советов так и не был исполнен? — сердито воскликнул он. — Дьявол вас забери, ваше преосвященство! Зовите сюда вашего врача, ибо, клянусь небом, вы сошли с ума! Немедленно пригласите сюда аббата Фанкана, если, конечно, этот отступник ещё не покинул Париж.
Упоминание дьявола, столь неуместное в устах священнослужителя, заставило кардинала замолчать и приказать любопытному гвардейцу немедленно послать карету за злополучным аббатом.
Всё то время, которое понадобилось, чтобы Фанкан прибыл в кардинальский дворец, отец Жозеф молча сидел в углу, категорически отказавшись отвечать на любые расспросы кардинала. И лишь когда аббат переступил порог кабинета его высокопреосвященства, он поднялся с обличающим видом прокурора, призывающего присудить преступнику самую суровую кару.
— Его высокопреосвященство позвал вас, господин аббат, по моей просьбе, чтобы ещё раз выслушать ваши доводы, касательно вступления Франции в войну против Габсбургов на стороне Англии, Дании, Соединённых провинций и тех немецких княжеств, что сейчас сдерживают имперскую мощь, воюя с армией Валленштейна.
— Я настоятельно рекомендовал его высокопреосвященству поспешить с оказанием военной помощи Кристиану Датскому, — сразу же заявил аббат, не замечая, какие молнии сверкают во взгляде отца Жозефа, — иначе скоро некому будет её оказывать. Валленштейн оказался гораздо лучшим полководцем, чем мы все от него ожидали...
— Значит, следуя вашей логике, Франция должна вести войну с противником, который фактически разбил всех своих врагов? — ядовито поинтересовался капуцин. — И как вам, слуге католической церкви, пришла в голову мысль, что католическое государство может воевать на стороне отступников, еретиков? Кто надоумил вас на это — дьявол или же маркиз де Молина?
Фанкан страшно побледнел и чуть было не лишился чувств, увидев клочок бумаги в руках отца Жозефа. Это было его собственное письмо, адресованное Великому магистру «Чёрных капюшонов». Он слабо вскрикнул и без сил опустился на стул, так как ноги отказались служить ему.
— Я поступил на службу к «Молчаливым», выполняя приказ генерала Иезуитского ордена, — наконец произнёс он. — Сам Муций Виттеллески одобрил мою жертву.
— А я думал, вы служите мне, — прервал его Ришелье. — Вы, кого я всегда считал своим другом!
Господин кардинал был вне себя от гнева. Отец Жозеф ядовито рассмеялся.
— Не вы один пребывали в таком заблуждении, ваше высокопреосвященство, — пропел он. — Так же думал и Муций Виттеллески, и Валенса, да и я сам. Но все мы заблуждались, потому что этот предатель нашёл себе другого хозяина, под стать своей трусливой душонке.
Отец Жозеф поднялся со стула.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил он.
— Я хочу, чтобы вы наконец рассказали нам правду о том, как вам удалось вырваться из рук «Молчаливых»! Какой ценой вы купили себе свободу? Кто тот человек, который заставил маркиза де Молина помиловать предателя, а королеву Генриетту — забыть о своих подозрениях касательно вашей роли в убийстве д’Эгмона? Кто? Бэкингем?
Фанкан опустил голову.
— Да, я обязан герцогу своей жизнью, — признал он. — Но, кажется, Бэкингем и не делал тайны из своих убеждений, когда предложил вашему преосвященству наступательный союз. И если я не рассказал вам о наших с ним договорённостях, то только из опасения быть неправильно понятым. Герцог не мог заставить меня предать свою родину и свои убеждения, потому что я и в самом деле считаю, что наступательный союз Франции, Англии, Дании, Швеции, Соединённых провинций и протестантских немецких княжеств отвечает национальным интересам Франции и полностью соответствует той политике, которую проводил великий Генрих IV[69]
!— Ах, если бы вам удалось убедить королеву-мать в своей правоте! — вздохнул Ришелье, который в глубине души был согласен с Фанканом. — Но я уже тысячу раз говорил, что Франция может поддержать антигабсбургскую коалицию только деньгами, что и делает... по мере возможности.
Но капуцин не желал ничего слушать.