Битва за Иерусалим

Мони, командир Ури, в разведку пришел из парашютистов. Отслужив, попросил записать его в резервисты Парашютной бригады, но очень быстро раскаялся и постарался перейти в иерусалимскую разведку. «Я родился на горе Скопус, — рассказывает он, — и дал обет, что если однажды что-нибудь случится в Иерусалиме, я должен быть на месте. Не знал я, что доведется увидеть день взятия Иерусалима, но надежды я не терял… А тем временем на кафедре Священного Писания и истории изучал все, что связано с этим городом. Вместе с другими, также влюбленными в него студентами, мы исходили весь Иерусалим вдоль и поперек, обнаруживая все новые укромные уголки, все новые виды и панорамы. На моем письменном столе — Блюма: вид с горы Скопус. Я знаю там каждый уголок».

*

В эту дружную семью иерусалимцев, пылко влюбленных в свой город, попал молодой писатель Шая — командир разведвзвода. Он возвратился в Израиль за пять дней до начала войны, после долгого пребывания в Париже, где он заканчивал свой первый роман. Его история — это типичная история тысяч и тысяч резервистов, вернувшихся на родину со всех концов света, потому что поступить иначе они просто не могли.

Первое представление о том, какой оборот принимают события в стране, Шая получил незадолго до Дня Независимости — даты, которая является также годовщиной «Фронта освобождения Палестины». Прослышав о напряженности в Израиле, вызванной продвижениями египетских войск в Синае, Шая решил отправиться на сходку «Фронта» на бульваре Сен-Жермен- Дюпре. Там его глазам представились буйствующие палестинцы, которые под бешеные аплодисменты вопили: «Вперед на Тель-Авив! Вперед к победе!» Он попытался запротестовать; его вывели, едва не избив. С ним был приятель израильтянин. Когда, вырвавшись из толпы арабов, опьяненных националистическими лозунгами, оба очутились на улице, приятель спросил:

— Итак, что делать?

— Может, захватим полосу Газы и подарим беженцам государство, — усмехнулся Шая, рассердив приятеля.

— Ты с ума сошел!

— Это верно. С чего бы нам брать Газу?

Через несколько дней на вечеринке по случаю Дня Независимости Шая встретил еврейскую девуппсу-пари- жанку. «Ты читаешь газеты?» — сказала она ему с вызовом, адресованным его благодушному настроению.

— А что случилось?

— Не знаешь, что в Израиле война?!

Шая немедленно выскочил на Шанз-Элизе и купил в киоске газету. Заголовки «Монд» и «Франс-суар» кричали: «Войска Израиля и Египта — лицом к лицу; мобилизация резервистов; любой инцидент приведет к войне».

— Ерунда, — сказал Шая, — такие вещи у нас бывают каждый месяц.

В следующие дни напряженность усилилась невыносимо. По телевидению каждый день показывали Насера, призывающего к войне. Политические обозреватели передавали: арабы заявляют, что они уничтожат Израиль. Никто не может предсказать, случится ли это, но все знают, что это возможно.

По ночам уже нельзя было уснуть. Шая отправлялся на улицу и пытался успокоить себя диспутами с пьяницами и проститутками, которые заодно с прессой и телевидением занялись анализом возможного хода войны и строили догадки по поводу величины потерь, в сравнении с количеством живой силы, танков и авиации двух соперников.

Как-то в очень поздний час в дверь к Шае постучались. Оказалось — приятель-израильтянин, возвращающийся из Норвегии в Израиль — в этот час он решил быть со своим народом.

В один из следующих дней Шая наткнулся на присланный из Израиля репортаж парижского журналиста. Там говорилось: «На улицах местных городов уже не увидишь мужчин. Старики и дети разносят почту. Кафе пустуют. Дети в Бней-Браке вынуждены были уничтожить в своем саду газон, его место заняли окопы».

Шая, прочитав это, сказал себе: «Я возвращаюсь в Израиль. Здесь сидеть невозможно». Билет он купил немедленно, но при этом позабыл о визе. На аэродроме ему заявили однозначно: «Нет визы — не полетите». Не помогли никакие уговоры («Взгляните в газеты — у нас война! Я должен попасть в Израиль как можно быстрей!»). В конечном счете пришлось поставить подпись под распоряжением о выезде из Франции навсегда.

Шая успел на самолет буквально в последнюю минуту; уже ревели моторы. В самолете он застал 28 израильтян, а в Афинах к ним присоединились еще несколько молодых людей, возвращающихся со всех концов Европы. «Я еду назад, потому что в случае войны должен быть на месте, — сказал себе Шая, — но молюсь, чтобы войны не было».

Аэропорт Лод, принявший возвращающихся, был пуст. Вокруг все было погружено в темноту. Шая отправился к телефону, чтобы позвонить своему командиру и выяснить, куда ему ехать. На другом конце провода, в доме Иоси, зазвучали монотонные гудки. Никто не брал трубку. Тем временем ушел автобус, доставляющий пассажиров из Лода в Тель-Авив. Ни души, все будто покинуто и брошено. Внезапно Шая услышал: «Не беспокойся, я довезу тебя до Петах — Тиквы». «Это было первое свидетельство взаимопомощи, о которой я столько слышал», — рассказывает Шая.