— А верно! Мои собственные дети меня удивили, можешь мне поверить. Не знаю, удастся ли мне сохранить вежливость при встрече с Марком Эмилием Скавром. Четыре года, Аврелия! Они уже почти взрослые — а меня не было рядом с ними, пока они росли!
— Так чаще всего и происходит с римлянами нашего сословия, Луций Корнелий. Даже если бы не случилось этой истории с Далматикой, судьба все равно поманила бы тебя куда-нибудь вдаль, и надолго. Так что радуйся обществу детей, пока у тебя есть эта возможность; не ропщи, раз ничего не можешь изменить.
Его светлые брови, которые он подкрашивал, вопросительно изогнулись.
— В моей жизни набралось слишком много, такого, что мне хотелось бы изменить. В этом все дело, Аврелия. Слишком о многом приходится сожалеть.
— Сожалей, если ничего не можешь с собой поделать, но не позволяй прошлому портить настоящее и будущее. — Это был добрый практический совет. — В противном случае прошлое будет вечно преследовать тебя. Я уже неоднократно говорила тебе, что перед тобой лежит еще долгий путь. Гонка только началась.
— Таково твое мнение?
— Ничуть в этом не сомневаюсь.
К взрослым присоединились трое детей, все — вылитые Цезари. Юлии Старшей, именуемой Лией, было десять лет, Юлии Младшей — Ю-ю — около восьми. Обе девочки были рослые, худенькие, изящные; обе походили на почившую жену Суллы Юлиллу, за исключением глаз — дети удались голубоглазые. Юному Цезарю исполнилось шесть. Сулла недоумевал, как этому мальчику удается создавать у посторонних впечатление, что он красивее своих сестер, но от этого впечатления некуда было деться. Красота эта была, разумеется, чисто римской: Цезари — стопроцентные римляне. Сулла припомнил, что именно об этом ребенке Публий Рутилий Руф восторженно писал, что он читает с невероятной скоростью. Наверное, он необыкновенно умен. Однако мало ли что может стрястись с юным Цезарем, от чего захиреет пламень его разума…
— Дети, это Луций Корнелий Сулла, — сказала Аврелия.
Девочки пробормотали слова приветствия, мальчик же улыбнулся так ослепительно, что Сулла затаил дыхание; еще никогда со времени первой встречи с Метробием он не ощущал ничего подобного. Глаза, заглянувшие в самую глубину его существа, походили на его собственные — такие же светло-голубые, с темной каймой. Они светились умом. «Таким же стал бы и я, если бы моя мать походила на эту чудесную Аврелию, а отец не оказался таким отвратительным пьяницей, — мелькнуло в голове у Суллы. — Это лицо и эти мозги способны поджечь Афины».
— Говорят, мальчик, что ты весьма умен, — промолвил Сулла.
Ребенок засмеялся:
— Значит, ты не разговаривал с Марком Антонием Нифоном.
— Кто это такой?
— Мой наставник, Луций Корнелий.
— Разве твоя мать не могла оставаться твоей наставницей еще два-три года?
— По-моему, я сводил ее с ума своими вопросами, еще когда был маленьким. Поэтому она отдала меня наставнику.
— Маленьким? Но ты и сейчас такой.
— Более маленьким, — невозмутимо поправился юный Цезарь.
— Скороспелка, — сделал заключение Сулла.
— Пожалуйста, не говори так!
— А что? Неужели ты в шестилетнем возрасте знаешь оттенки этого слова?
— Ну, достаточно знать, что его применяют для обозначения девчонок, подражающих своим бабкам.
— Вот оно что! — заинтересовался Сулла. — Эту премудрость ты почерпнул не из книжек. Значит, ты наблюдателен, твой взор дает тебе пищу для умозаключений.
— Естественно, — удивленно кивнул юный Цезарь.
— Достаточно! Уходите, все трое! — распорядилась Аврелия.
Прежде чем дети исчезли за дверью, юный Цезарь успел пленительно улыбнуться Сулле через плечо; лишь поймав негодующий материнский взгляд, он шмыгнул прочь.
— Если он не перегорит, быть ему украшением нашего класса или занозой в ноге, — проговорил Сулла.
— Лучше пускай будет украшением, — молвила Аврелия.
— Какие могут быть сомнения? — Сулла усмехнулся.
— Итак, ты выдвигаешь свою кандидатуру в преторы, — сменила тему Аврелия, уверенная, что Сулла устал от детей.
— Да.
— Дядя Публий считает, что тебя ждет успех.
— Будем надеяться, что он — Тиресий, а не Кассандра.
Так и оказалось: после подсчетов голосов выяснилось, что Сулла не только прошел в преторы, но и, опередив остальных, вышел в praetor urbanus. Хотя обыкновенно обязанности городского претора ограничивались судебными разбирательствами, он имел власть (в отсутствие обоих консулов или при их неспособности управлять) действовать in loco consularis, то есть оборонять Рим и командовать его армиями в случае нападения, а также предлагать законопроекты и управлять казной.