Битва за Рим (Венец из трав)

— Ему нет необходимости быть консулом, он победитель! — выкрикнул Марий.

Зажав руками уши, чтобы не слышать яростной перепалки, в которой не принимали участия только Метелл и Цинна, Метелл Пий в гневе повернулся и гордо зашагал назад по мосту. Он возвращался в Рим. Когда он рассказал о случившемся Октавию, тот в свою очередь напустился на незадачливого Поросенка:

— Как ты посмел признать его консулом? Он уже не консул, а святотатец.

— Этот человек является консулом, Гней Октавий, и будет оставаться консулом до конца этого месяца, — холодно отозвался Метелл Пий.

— Хорош же из тебя участник переговоров! Неужели ты даже не понимаешь, что худшее из всего, что мы можем сделать, — это признать Луция Цинну законным консулом? — спросил Октавий, грозя пальцем Поросенку, как школьный учитель.

— Тогда пойди сам и сделай лучше! — Поросенок утратил самообладание. — И не тыкай в меня пальцем! Ты — самодовольное ничтожество! А я — Цецилий Метелл и самому Ромулу не позволю тыкать в меня пальцем. Нравится тебе это или нет, но Луций Цинна является консулом. Если я вернусь назад, и он спросит меня то же самое, я отвечу ему точно так же!

Он ощутил, что то чувство неудачи и дискомфорта, которое не покидало его в течение всего срока пребывания в курульном кресле, сейчас стало совсем угнетающим. А тут еще фламин Юпитера и консул-суффект Мерула выпрямился с бесившим Метелла Пия достоинством и взглянул в лицо своему коллеге Октавию.

— Гней Октавий, я должен отказаться от своей должности консула-суффекта, — спокойно сказал он, — не годится, чтобы фламин Юпитера был курульным магистратом. Для Сената я еще гожусь, но для властных полномочий — нет.

Все остальные молча наблюдали, как Мерула покинул Нижний Форум, где происходил весь это разговор, и направился вверх по Священной улице к общественному дому, в котором он, согласно своей жреческой должности, жил.

Катул Цезарь взглянул на Метелла Пия:

— Квинт Цецилий, ты можешь принять высшее военное командование? Если мы проведем твое официальное назначение, возможно, наши люди и весь город воспрянут духом.

— Нет, Квинт Лутаций, я не могу этого сделать, — покачал головой Метелл Пий. — Наши люди и наш город страдают от болезней и голода, так что мое назначение им совершенно безразлично. И кроме того, хотя мне и неприятно говорить об этом, но они не уверены в том, кто из нас прав. Я надеюсь, что никто из нас не хочет еще одной битвы на улицах Рима — и той, что устроил Луций Сулла, более чем достаточно. Мы должны прийти к согласию! Но с Луцием Цинной, а не с Гаем Марием!

Октавий оглядел лица участников этого совещания, пожал плечами и расстроенно вздохнул:

— Тогда все правильно, Квинт Цецилий, все правильно. Возвращайся назад и повидайся с Луцием Цинной еще раз.

И Поросенок пошел назад, сопровождаемый Катулом Цезарем и его сыном Катулом. Наступило пятое декабря.

На этот раз они были приняты с великой помпой. Цинна соорудил себе высокий помост и уселся наверху в своем курульном кресле, в то время как вся делегация стояла у его подножия и была вынуждена смотреть снизу вверх. Вместе с опальным консулом на помосте находился и Гай Марий, который стоял позади его кресла.

— Во-первых, Квинт Цецилий, — громко сказал Цинна, — я приветствую тебя. Во-вторых, я уверяю тебя, что Гай Марий присутствует здесь только в качестве наблюдателя. Он понимает, что является частным лицом, а потому не будет участвовать в официальных переговорах.

— Благодарю тебя, Луций Цинна, — так же чопорно ответил Поросенок, — и сообщаю тебе, что я уполномочен вести переговоры только с тобой, а не с Гаем Марием. Каковы твои условия?

— Чтобы я вступил в Рим как римский консул.

— Принято. Фламин Юпитера уже оставил свою должность консула-суффекта.

— Никакое возмездие недопустимо.

— Его и не будет, — согласился Метелл Пий.

— Все новые граждане Италии и Италийской Галлии получат статус во всех тридцати пяти трибах.

— Согласен.

— Рабам, которые бежали от своих римских хозяев и вступили в мою армию, должна быть гарантирована свобода и все права гражданства.

Поросенок похолодел.

— Невозможно, — хрипло сказал он, — это невозможно!

— Это одно из условий, Квинт Цецилий. Оно должно быть принято наряду с остальными, — настаивал Цинна.

— Я никогда не соглашусь предоставить права гражданства тем рабам, которые бежали от своих законных хозяев!

Катул Цезарь сделал несколько шагов вперед.

— На одно слово, Квинт Цецилий, — деликатно попросил он.

Немало времени потратили Катул Цезарь и его сын, чтобы убедить Поросенка в том, что это частное условие должно быть принято. В конце концов он уступил — но только потому, что и сам видел непреклонность Цинны. Единственное, чего он не понимал, — для кого тот это делал? Для самого себя или для Мария? В войсках самого Цинны рабов было немного, но войска Мария состояли в основном именно из них.

— Хорошо, я согласен со всей этой глупостью насчет рабов, — грубо сказал Поросенок, — но имеется один пункт, на котором я вынужден настаивать.

— Ну и? — спросил Цинна.