Битва за Рим (Венец из трав)

— Нет, — твердо ответил Рутилий Руф. — Я симпатизирую италикам, однако не обладаю достаточным влиянием в Сенате. На беду, я утратил auctoritas, вернувшись из Малой Азии. Сборщики налогов все еще мечтают оторвать мне голову. Они знают, что до Квинта Муция им не добраться — слишком важная птица. Другое дело — я, старый, смиренный консуляр, никогда не гремевший в судах, не прославившийся ораторским искусством и не одерживавший громких военных побед. Нет, мне сильно недостает влияния.

— Итак, из твоих слов следует, что сделать почти ничего нельзя…

— Выходит, что так, Марк Ливий.

* * *

Тем временем противная сторона не теряла времени даром. Квинт Сервилий Цепион затребовал встречи с консулами, Крассом Оратором и Муцием Сцеволой, и цензорами, Антонием Оратором и Валерием Флакком. Сообщение его оказалось весьма любопытным.

— Во всем виноват Марк Ливий Друз, — начал Цепион. — Он неоднократно заявлял в моем присутствии, что италикам необходимо предоставить полное гражданство, поскольку все люди в Италии должны быть равны. Среди италиков у него имеются влиятельные друзья: лидер марсов Квинт Поппедий Силон и лидер самнитов Гай Папий Мутил. На основании того, что мне доводилось слышать в доме у Марка Ливия, я готов показать под присягой, что Марк Ливий Друз вступил в сговор с этими двумя италиками с целью искажения результатов переписи.

— Есть ли у тебя еще доказательства в подкрепление твоего обвинения, Квинт Сервилий? — спросил Красс Оратор.

При этих словах Цепион страшно напыжился и напустил на себя оскорбленный вид.

— Я — Сервилий Цепион, Луций Лициний! Я не лгу. — Оскорбленный патриот так и пылал праведным гневом. — Доказательства в подтверждение моего обвинения? Я не обвиняю, я просто привожу факты. Мне не нужны доказательства! Повторяю: я — Сервилий Цепион!

— Да будь он хоть самим Ромулом! — отмахнулся Марк Ливий Друз, когда консулы с цензорами взялись за него. — Если до вас не доходит, что его «факты» — это всего лишь часть свары между ним и мной, то не знаю, что у вас за головы! Это же отъявленная чушь! С какой стати мне вступать в сговор с италиками против интересов Рима? Сын моего отца на такое не способен! За Силона с Мутилом я не ответчик. Мутил вообще никогда не переступал порог моего дома. Силон же бывает у меня как мой приватный друг. Я не делаю секрета из того, что выступаю за предоставление статуса римских граждан всем жителям Италии. Однако я стою за то, чтобы латиняне и италики приобрели этот статус законным путем, через волеизъявление Сената и народа Рима. Фальсифицировать результаты переписи путем подделки списков или подачи ложных заявлений — это средство, которое противоречит моим убеждениям, независимо от того, как я отношусь к преследуемой при этом цели. — Он развел руками. — Судите о моих словах сами, квириты, но более мне нечего вам сказать. Если вы мне верите, пойдемте выпьем с вами вина. Если же вы верите Цепиону, этому бессовестному лжецу, то оставьте мой дом и никогда сюда не возвращайтесь.

Квинт Муций Сцевола с тихим смехом подал Друзу руку:

— Я, к примеру, с удовольствием выпью с тобой вина, Марк Ливий.

— И я, — поддержал его Красс Оратор.

Цензоры также выбрали вино.

Во время трапезы под конец того же дня Друз снова вернулся к этой теме.

— Меня беспокоит, — говорил он, — каким образом Квинт Сервилий раздобыл эти свои так называемые сведения! У меня с Квинтом Поппедием состоялся на эту тему всего один разговор, да и то много лун назад, сразу после избрания цензоров.

— Что же тогда выяснилось? — спросил Катон Салониан.

— У Силона завелась безумная идея записать гражданами тех, кто еще не имеет на это права, однако я его отговорил. Или вообразил, что отговорил… Во всяком случае, для меня на этом все и закончилось. В следующий раз я виделся с Квинтом Поппедием совсем недавно. Откуда же у Цепиона подобная информация?

— Может быть, он подслушивал? — Катон не был сторонником Друза в вопросе об италиках, однако не считал себя вправе подвергать его критике, что было для него одним из наиболее тяжких последствий положения нахлебника в доме Друза.

— Ничего подобного! Его тогда вообще не было в Италии, — сухо ответствовал Друз. — Вряд ли он заскочил на денек, чтобы подслушать разговор, о котором я и думать не думал, пока он не состоялся.

— Тогда как же? Может быть, ему в руки попала какая-то твоя записка?

Друз столь решительно замотал головой, что не оставил у своих собеседников никаких сомнений:

— Ничего я не писал! Ни-че-го!

— Но откуда у тебя такая уверенность, что кто-то оказал Квинту Сервилию помощь? — спросила Ливия Друза.

— Потому что он обвинял меня в фальсификации цензовых списков и связал меня в этом деле с Квинтом Поппедием.

— Разве он не мог взять это с потолка?

— Вообще-то мог бы, если бы не одно тревожное обстоятельство: он назвал третье имя — самнита Гая Папия Мутила. Вся штука в том, что я уверен: Квинт Поппедий и Папий Мутил действительно подделали списки. Но как об этом пронюхал Цепион?

Ливия Друза встала.