Битвы Фэнтези: Исход

Ужасное чудовище, жестокий и беспощадный зверь родом из древних мифов и легенд лежал сейчас здесь и словно бы спал, норовя проснуться в любую секунду. Но даже сейчас его мощные лапы, огромные крылья и хвост, страшная пасть и острые когти внушали страх каждому, кто лишь только смел посмотреть на дракона.

– И даже время над ним не властно, – воодушевлённо выдохнул Некромант, – вот видишь, Азуми, всё было не напрасно.

Идя вдоль шеи дракона, Некромант наконец дошёл до его огромной морды и замер, разглядывая лицо совершенного орудия возмездия. Никто не смел его прерывать, так как все вокруг и сами были в полнейшем потрясении от увиденного.

Лишь Сэцуко, продолжая сохранять ясность ума, обратилась к Некроманту:

– Отец! У нас не слишком много времени!

– Верно, дочь моя! Ты, как всегда, права!

Он спохватился и велел оркам разгрузить его инструменты и, вместе с Айрой, встать на страже у входа.

Сэцуко была призвана помогать Некроманту, а Чародей – просто стоять и ждать, что маг и делал с превеликой радостью.

Отчего-то, каждая частичка его тела каким-то образом чувствовала угрозу, исходящую от спящего дракона. Маг не мог объяснить её причину, но лишь старался держаться от ужасающе прекрасной твари как можно дальше, не приближаясь к ней ближе, чем это необходимо.

Чародей боялся дракона. Всем своим существом он вдруг осознал, насколько это создание опасно и не должно существовать в природе. Он понял, что его пробуждение навлечёт только смерть и разрушение, но, по ужасной иронии, именно оно и только оно могло спасти необратимо угасающую жизнь мага, который уже сильно сомневался, стоит ли его жизнь стольких жертв.

Глава 16. Это ещё не конец

Открыв глаза, Центурион не сразу понял, где он и вообще, жив ли он. Реальность с трудом принимала имперца обратно в свои владения, словно не желая возвращать ему ясность мысли.

Он и Колдун возглавили атаку на противника как раз со стороны, подвергшейся пушечному обстрелу. И, несмотря на творившийся кругом хаос, Центурион сумел-таки каким-то чудом остаться в живых, но был отброшен и сильно оглушён взрывом. О судьбе Колдуна не было известно.

И вот, лёжа на каменной земле, испещрённой воронками, имперец продолжал упорно пытаться вернуться в реальный мир, то и дело выныривая из темноты небытия, и цепляясь за своё сознание.

Но получалось трудно. Всепоглощающая тьма удерживала его плотно и не желала отпускать, окутывая и поглощая словно вязкая трясина.

Внезапно, перед взором имперца предстал невиданной красоты сад. Изящные ветви невысоких бронзовых деревьев были окутаны кроной из золотых листьев. Земля была устлана мягчайшей золотой травой, а небо было идеально чистое и настолько прозрачное, что и здесь и там просвечивали звёзды.

И посреди всего этого, Центурион видел Елену. Девушка стояла в белоснежной тунике и на босых ногах медленно приближалась к имперцу. Она подошла как можно ближе, осторожно присела на колени, протянула к Центуриону руку и заботливо произнесла:

– Вставай, мой милый. Это ещё не конец.

Видение вдруг исчезло, а Центурион, уцепившись за слабый звон в голове, как за спасительную ниточку, постепенно стал вытягивать себя в реальность.

Чем сильнее он выбирался из темноты, тем сильнее становился звон, тем ощутимее чувствовалась боль и тем толще становился спасительный канат, за который выбирался Центурион. Борясь за свою жизнь, имперец в конце концов вывалился из невесомости забытья и остался лежать на вполне реальной каменной земле, ощущая всю боль и тяжесть, в ту же секунду набросившихся на него.

Звон в голове, спасший Центуриона, теперь мучил его, вызывая нестерпимую головную боль. Осознав, что лежит на спине, имперец с неимоверным трудом перевернулся на живот и осмотрел последствия побоища.

Ужасная картина, представшая перед командиром имперских войск, заставила его сердце сжаться в груди и облиться кровью. Ужас увиденного даже заглушил ужасную боль во всём теле, но вызывая новую – ноющую боль в груди.

Постепенно поднявшись, Центурион покачнулся и снова упал. Стоя на четвереньках, он зарычал от злости и снова поднялся, но на сей раз не на шаткие ноги, а на твёрдые опоры верного слуги Империи. Проснувшаяся злость придавала ему сил и мгновенно прочищала разум.

Он двинулся вперёд, на ходу подобрав с земли чей-то меч и чужой щит. Сжимая их в руках, опытный воин активировал старые инстинкты. Рука, сжимавшая рукоять клинка, волочащегося по земле, словно бы сама знала, что делать. Мышечная память вытесняла эмоции, и сама придавала конечностям необходимое положение, готовя тело к схватке.

Центурион уже не думал ни о чём. Его инстинкты быстрее приготовили командира имперских солдат к сражению. Даже быстрее, чем разум, который только-только закончил пробуждение, под воздействием волн ярости, всё-ещё закипавшей в сознании воина, готовясь вырваться наружу по команде.

Выйдя на центр плато, Центурион скомандовал:

– Становись!