Black Chalk

— Господи, Марк, ты что, газет не читаешь, телевизор не смотришь? Ну и невежда же ты!

Марк поморщился:

— Извини, наверное, для газет и телевизора я слишком занят: пытаюсь понять скрытый механизм жизни, лежащий в основе Вселенной.

— Ну прости, Эйнштейн, — ответил Джек. — Пять лет назад та история наделала настоящую сенсацию. Студентка Оксфорда кончает жизнь самоубийством из-за плохой оценки на экзамене. Неужели в элитных университетах такая жесткая обстановка? Виноваты ли наркотики в смерти симпатичной умницы Кристины Балфур? Или нет? Она специализировалась на античной филологии, провалила первый публичный экзамен на степень бакалавра, не справилась с напряжением и прыгнула с башни.

Марк опять пожал плечами и затянулся, а Джек продолжил:

— Мы собираемся впустить в свой круг психически неустойчивую девицу, которая вот-вот вскроет себе вены, и если нам удастся помочь ей живой сдать первые экзамены, то удостоимся высших баллов за человеколюбие.

Эмилия вскочила на ноги.

— Эмилия, Эмилия! — воскликнул Джолион. — Перестань! Мы все знаем, какой Джек бывает мерзкий и противный. Но если ты будешь постоянно применять к нему методы физического воздействия, ты так поддержишь его, он больше всего жаждет внимания. И еще есть реальная опасность, что когда-нибудь он по ошибке примет это за влечение.

Эмилия села, скрестила руки на груди и поморщилась, как будто съела лимон.

— Ну вот, Эм, — продолжал Джолион, — ты живешь по соседству с Дэ, наверное, ты успела лучше ее узнать, тебе стало известно не только об ее пристрастии к свадебным платьям. Так, теперь важный вопрос. Ее родители богаты?

— Нет, — ответила Эмилия. — Точнее, она понятия не имеет, богаты ли они были. Ее мама умерла, когда ей было три с чем-то года, а кто ее отец — неизвестно. Тогда ее забрали в приют. В подростковом возрасте она жила поочередно в нескольких приемных семьях, но ни в одной ее не могли выносить дольше года. Так что ты, Джек Томсон без «п», вполне заслуживаешь пинка!

— Ладно, ладно! — буркнул Джек. — Значит, она — сиротка Энни. Простите великодушно. Я не знал.

— Дамы и господа! — сказал Джолион. — По-моему, мы нашли шестого! — Он помахал своей бумажкой, как флагом, положил ее на колени и подчеркнул «Дэ/Хэвишем», после короткого раздумья подчеркнул имя еще раз.

XIX(i).На улице свежо, голова моя немного успокоилась. Перечитывая уже написанное, я вспоминаю некоторые происшествия последних дней. Правда, остается несколько черных дыр. Читая строки, я не могу вспомнить, как писал их. Нахожу напоминание для себя и сразу вспоминаю его смысл. Кладу спичку в кофейную чашку, а кофейную чашку ставлю на тарелку для завтрака. Да, завтрак на свежем воздухе.

Кстати, я придумал еще кое-что…

Не забыть поставить кроссовки на кровать. А когда наткнусь на них перед сном, надо найти им место в повседневности. Может, под второй тарелкой? Ежедневные послеобеденные прогулки пойдут мне на пользу. Распорядок жизненно необходим.

XIX(ii).Я помню: отныне мое главное лекарство — внешний мир. После обеда заканчиваю необходимые дела, надеваю кроссовки и подхожу к двери. Дверь рядом с окном во двор. Делаю несколько глубоких вдохов и одновременно смотрю из своего окна на окна других квартир. Вижу человека, который машет пультом от телевизора, как волшебной палочкой, женщину, которая с вилки кормит своего жирного рыжего кота, вижу внизу темный двор, металлические трубы, проволочную сетку. И вдруг мое внимание кое-что привлекает. Я смотрю на крышу дома напротив с низкой оградкой из белого штакетника. На крыше разбит садик: в больших синих кадках растут чахлые деревца, рядом стоят терракотовые поддоны с цветами, столы и стулья. Я вспоминаю Блэр и наш с ней садик на крыше в Верхнем Ист-Сайде. Как мы прохладными вечерами пили розовое вино с соседями. Жизнь, замусоренная поверхностными радостями. Все это я потерял.

XIX(iii).Я спускаюсь на улицу, поворачиваю налево и вскоре дохожу до тенистого парка. Сажусь на скамью у входа, наискосок от каменных шахматных столов, сгрудившихся в углу, как грибы на лесной поляне. Игра ведется только за двумя столами, но все места за остальными тоже заняты. При наблюдении за игрой у меня появляется прежний зуд. Встаю со скамейки и бреду по парку. Тропинки извилистые и тенистые. Прохожу мимо собачьей площадки, мелкие собачки тявкают и возятся в грязи. Крупные собаки бегают кругами, взметая комья земли.

Несмотря на внутренний зуд, начало было хорошее. Наверное, это все, что мне следует ожидать от жизни, — радоваться возможности наблюдать за тем, как вертится земля.