Благие намерения. Мой убийца

Время действовать; и первым делом нужно предупредить Лея: возможно, понадобится притормозить организацию похорон, и, конечно, утверждение завещания клиента. Кроме того, надо ознакомиться с текстом завещания.

Фенби представлял себе старшего партнера фирмы «Андерсон и Лей» пожилым, солидным, довольно педантичным человеком, знатоком прецедентов, не намеренным в такой степени отклоняться от добродетельной корректности, чтобы быть действительно полезным. Так что Фенби сильно удивился, когда увидел вполне молодого человека, внимательного, словоохотливого и ухватывающего суть буквально с полуслова.

– Скотленд-Ярд занялся делом моего только что умершего клиента? Быстрая работа, инспектор, – весело сказал Лей. – Секретарь Каргейта позвонила нам только поздним утром – честно, сказать, я был на обеде. Как он умер? Когда днем я перезвонил мисс Нокс Форстер, чтобы договориться о встрече, она вроде бы говорила о сердечном приступе.

– Может, так, сэр, а может, и нет. Поэтому я здесь.

– Ясно. – Лей даже присвистнул. – Полагаю, вы мне больше ни слова не скажете, зато хотите многое узнать от меня?

– Именно. – Фенби не видел смысла искать обтекаемые формулировки. Лей, безусловно, правильно понял его истинные намерения. Во многом Фенби добивался успеха именно потому, что быстро разбирался в людях и понимал, кого нужно подстегивать, а кому дать возможность говорить самостоятельно.

– Полагаю, – продолжал Лей, – вам известно, что я душеприказчик?

– Известно.

– Любопытно, откуда? Мой служащий сообщил об этом мисс Нокс Форстер сегодня утром; видимо, вы узнали от нее?

– Косвенно. Она сказала доктору, он сказал нам. Это если коротко. Вот только ни мисс Нокс Форстер, ни кто другой в Скотни-Энд-холле, как я понял, не знают, что Каргейт умер не естественной смертью. Знают, что возможно расследование коронера, но не знают, что именно нас интересует; и пока не стоит им ничего сообщать. Если Каргейт убит кем-то из усадьбы или из деревни, то этого человека будут допрашивать; пусть лучше он – или она – не догадываются, с какой целью. Даже мисс Нокс Форстер следует оставить в неведении, иначе она может неосознанно встревожить его или ее. Это если она сама ни при чем…

– Ясно. Значит, вы хотите, чтобы я как душеприказчик ничего не говорил и практически ничего не делал?

– Получается так. Обязательно будет вскрытие и дознание, и если вы не против наших предложений…

– Разумеется. Я не буду организовывать кремацию. А больше никому не интересно.

– Спасибо. Но вы сказали – никому? У покойного нет родственников?

– Готовых убить ради денег? Нет.

– И нет никого, кто рассчитывал бы на долю в наследстве?

– Лишь множество знакомых. У любого богатого человека, даже такого малопривлекательного, как Каргейт, появляется куча прихлебателей – раз у него больное сердце и нет родных. Например, с ним постоянно носился личный доктор – сейчас наверняка рассчитывает получить компенсацию за потерю столь ценного источника дохода. Но он не получит ни пенни – хотел бы я видеть его лицо, когда он об этом узнает, жирный вкрадчивый мерзавец. – Лей радостно улыбнулся. – Хотя отличный специалист, даже, надо признать, продлил жизнь Каргейту на много лет – гораздо больше, чем стоило бы.

Заметив, что юрист отвлекся, Фенби решил вернуться к сути. Кроме того, он еще не знал Каргейта как человека, и столь неуважительные слова его поразили.

– Тогда кому же покойный завещал свое состояние?

– В завещании я назначен душеприказчиком и наделен полномочиями получить нашу обычную профессиональную плату. – Лей не удержался от саркастических ноток. – Между прочим, нам с трудом удалось уговорить его обойтись без слова «обдираловка». Могли возникнуть сложности, так что мы записали «повышенную ставку» – тоже, кстати, небезупречно с точки зрения законности. В его завещании полно таких оскорблений.

– На них вы лично не обижались?

– Нисколько. Если платишь от души – оскорбляй, сколько хочешь. И потом, я честно предупредил Каргейта, что выставляю максимальную цену или чуть больше, но оно того стоит. Только так можно было его убедить. В конце счета из маленьких выплат, набежавших больше чем на шестьдесят фунтов, я специально дописал: «Округлим до девяноста». И Каргейт заплатил; кажется, это была единственная шутка, которую он одобрил. Однако вернемся к нашему разговору, инспектор, а то вы меня сбили. Он даже объяснил, почему никому не намерен оставлять наследство – объяснил довольно едко, – а потом грубо прошелся по нескольким фондам, обращавшимся к нему за помощью.

– Так как же он в конце концов распорядился деньгами?

– Оставил все государству. Причем мистер Каргейт был убежден, что деньги, выплаченные государству – хоть в виде налогов, хоть в качестве дара, – непременно пропадут, и какое-то время собирался построить душевые кабинки на Северном полюсе или турецкие бани в Сахаре. Затем передумал и чуть было не поделил наследство в равных долях между Германией, Италией, Японией, Ирландским свободным государством и республикой Сан-Марино.