Благие намерения

Беда. Если речь и вправду пойдет о деньгах? Неужели нам обязательно быть такими твердокаменными?

Бленда. Непременно, дорогая Беда! Сейчас тяжелые времена, и надо учиться жить по средствам.

Беда. По ним видно, что им несладко приходится.

Бленда. Альма никогда не умела распоряжаться деньгами. Помнишь, мы ей послали 50 крон, когда отец Хенрика умер? И знаешь, на что Альма их истратила! Купила элегантные туфли к траурному платью. Она сама сказала! Разве так можно вести хозяйство? Я просто спрашиваю.

Эбба. Они уже направляются к дому. Господи помилуй, как ласково он смотрит на мать. Очень милый мальчик.

Гостиная под углом соединена со столовой, большое окно смотрит на закат. Здесь все в светлых тонах: легкие летние шторы, белая мебель ручной работы в духе Карла Ларссона, желтые обои, большие плетеные кресла, пианино, зеленый, цвета цветущей липы, буфет, яркие лоскутные коврики на широких, тщательно выскобленных досках пола. На стенах — что-то вроде современного искусства: женщины, как цветы, и цветы, как женщины, деревеньки и девушки в белом, неопределенно глядящие в прекрасное будущее.

Сестры вплывают гуськом: Эбба, Беда и Бленда. Альма с Хенриком уже на месте, мать в чересчур тесном фиолетовом шелковом платье, измученная туго затянутым корсетом, Хенрик в опрятной, но залоснившейся пиджачной паре, при крахмальном воротничке и при галстуке. Бленда сразу же приглашает к столу, и, после того как все рассаживаются, нажимает скрытую от глаз кнопку электрического звонка. Тут же появляются два юных ангела с дымящейся супницей и подогретыми тарелками: суп из крапивы с половинками яйца.

После обеда общество пьет кофе на веранде. Альму и Хенрика усаживают на плетеный диван, Бленда расположилась в качалке, стратегически стоящей вне горизонтально падающих солнечных лучей. Беда устроилась на лестнице террасы. Она курит сигарету в элегантном мундштуке. Эбба сидит спиной к саду со слуховой трубой наготове.

Итак, момент настал. Альма дышит с присвистом — от напряжения или от вкусной еды и превосходного вина, сказать трудно. Хенрик бледен, пальцы плотно сцеплены.

Бленда. Мы предполагаем, что Альма с Хенриком проделали весь этот длинный путь не только из родственной любви. Насколько я помню, последний раз вы были здесь три года назад. Причиной тогдашнего визита был денежный заем для покрытия расходов на учебу Хенрика.

Бленда, осторожно раскачиваясь в качалке, смотрит на Альму с холодной любезностью. Беда, закрыв глаза, подставила лицо последним лучам заходящего солнца. Эбба, посасывая вставную челюсть, держит наготове слуховую трубу.

Альма. Деньги кончились. Все очень просто.

Бленда.

Вот как, деньги кончились. Их должно было хватить на четыре года, а не прошло еще и трех.

Альма. Все подорожало.

Бленда. Вы сами назначили сумму. Не помню, чтобы я торговалась.

Альма. Нет, что вы, вы были очень щедры.

Бленда. А теперь деньги кончились?

Альма. Я рассчитывала, что дед Хенрика нам поможет, поскольку Хенрик все же продолжит семейную традицию и станет священником.

Бленда. А дед Хенрика не помог?

Альма. Нет. Мы канючили целый день. И получили только 12 крон на железнодорожные билеты. Чтобы вернуться в Сёдерхамн.

Бленда. Какая щедрость.

Альма. Трудные времена настали, Бленда. Я даю уроки музыки, но это крохи, и кое-кто из учеников отказался от занятий.

Бленда. И теперь вы хотите получить новый заем?

Альма. Мы с Хенриком подробнейшим образом обсуждали, не бросить ли ему учебу и не поступить ли работать на новый телеграф в Сёдерхамне. Это был единственный выход. Но тут кое-что произошло.

Эбба. Что-что?

Альма. Кое-что произошло.

Эбба. Что она сказала?

Бленда. Случилось что-то приятное.

Альма. Пусть лучше Хенрик сам расскажет.

Хенрик.

Я, значит, сдавал экзамен по церковной истории наводящему на всех ужас профессору Сюнделиусу. Нас было трое, и только я один справился. После экзамена профессор попросил меня остаться. Угостил сигарой и был чрезвычайно любезен. Совершенно не похож на того саркастического человека, каким он обычно бывает.

Альма (потрясенно). Он угостил Хенрика сигарой.

Хенрик. Я уже это сказал, мамочка.

Альма. Прости, прости.

Хенрик. Ну вот, мы поговорили немного о том о сем. Между прочим, он сказал, что хорошее знание церковной истории свидетельствует о прилежании, отличной памяти и самодисциплине. По его мнению, я показал блестящие способности, разобравшись в апостольской символике. Это довольно сложный вопрос, требующий определенной научной систематизации.

Эбба. Бленда, что он говорит?

Бленда. Не сейчас, Эбба, (трубит), потом, позже.

Хенрик. Он предложил мне научную карьеру. Мне следовало бы написать докторскую диссертацию. Профессор сказал, что с удовольствием будет моим научным руководителем. Потом я наверняка смогу стать доцентом. Он сказал, что большинство богословов были идиотами, и надо беречь редкие таланты.