Читаем Благие намерения полностью

Нурденсон (спокойно). Пожалуйста, давайте начистоту: чернь и сброд! Надо называть вещи своими именами, это упрощает понятия, делает их яснее. Чернь и сброд. И давайте будем откровенны: они хотят отнять у меня наследное поместье. Хотят выставить меня на улицу. Давайте говорить прямо: они хотят убить меня и мою семью. Я принимаю их ненависть. На меня даже производит некоторое впечатление сила их лживых утверждений и их энтузиазма. И не питайте иллюзий: их отвращение не безответно! Я вполне способен снять ружье со стены и пристрелить их как бешеных собак. Давайте поглядим правде в глаза, господин пастор! Время согласия миновало, начинается борьба. Можно было бы, конечно, пожелать себе врага, использующего более чистые методы, но требовать этого от черни с гнилой кровью, безусловно, излишне. Я был бы благодарен, если бы мы не касались этого вопроса. Нашим дамам наверняка неприятно. Моя дражайшая супруга на сон грядущий осыплет меня упреками за то, что я потребовал политической сознательности от духовного лица.

Хенрик. Я и не подозревал, что ситуация настолько воспаленная.

Нурденсон (со смехом

). «Воспаленная» — замечательное слово, заимствованное из благородного искусства врачевания! Словно бы речь идет о какой-то болезни этих вечно несчастных и невинных! Но это не так! Это революция, господин пастор! И мы все, сидящие за этим столом, побежденные. Полетят наши с вами головы.

Элин (смеется). Мой супруг определенно решил вас хорошенько попугать! Предлагаю закончить этот бессмысленный разговор и встать из-за стола. Кофе будет подан в зеленой гостиной.

Настоятель Граншё. Разрешите мне сначала обратиться к хозяйке и от себя лично и от имени остальных гостей поблагодарить за изысканное, как всегда, угощение. Хотя мы и живем во времена потрясений и грозящих бед… что это я хотел сказать… хороший обед всегда остается хорошим обедом… я хотел сказать что-то другое, получше… осмелюсь утверждать, что хороший обед, которым наслаждаются должным образом, это кирпич в той баррикаде, каковую мы призваны возвести, дабы противостоять… да, вот именно… противостоять насилию, хаосу и беспорядку… я вообще-то собирался сказать что-то более умное, но мысль испарилась, хоть и вертелась уже на кончике языка. Ну ладно, и так сойдет. Твое здоровье, Элин, и спасибо.

Нурденсон

(с внезапным добродушием). Браво, дорогой брат, браво. Ты всегда в конце концов находишь нужное слово. Ваше здоровье, пастор, ваше здоровье, очаровательная юная невеста! Простите старого косматого волка, которого только что укусили за хвост на один раз больше, чем нужно. Молодость и красота — вот чего мы жаждем здесь в нашей глуши. А потом пусть на телеге приезжает ум.


Все чокаются с хозяйкой и обрученными и, встав из-за стола, направляются в зеленую гостиную. Хенрик быстро наклоняется к Анне и, целуя ее в ухо, одновременно вытаскивает из нагрудного кармана письмо (с нарисованным на конверте сердцем) и сует ей в руку. С заговорщической улыбкой она незаметно прячет письмо в сумочку. «Прочитай сегодня перед сном». «Какие-нибудь неприятности?» — шепчет Анна. «Скорее, пожалуй, любовь», — отвечает Хенрик.


Элин.

А завтра вы, пастор, со своей невестой будете осматривать часовню и пасторскую усадьбу?

Анна. Да, в соответствии с программой.

Элин. Мне очень жаль, что я не смогу сопровождать вас. Уезжаю в Стокгольм навестить заболевшего старого друга.

Магда. Я покажу молодым людям все что нужно.

Элин. Там многое необходимо отремонтировать и привести в порядок. Только не пугайтесь. Часовня пустует уже два года, а пасторская усадьба еще дольше.

Анна. Нас подготовили и предупредили.

Элин.

Если с вами будет Магда, я спокойна. (К Магде.) Магда ведь позаботится о наших детках, проследит, чтобы они в страхе не сбежали? Пасторская усадьба воистину находится в жалком состоянии.

Магда. Церковный совет же сообщил нам, что будет проведен капитальный ремонт. И тогда появится возможность высказать свои пожелания. Правда, Элин?

Элин. Разумеется! О, кажется, наши дочери вернулись из танцевальной школы. Представляете, пастор, нам удалось организовать кружок современных танцев в Эльвнесе, всего в каких-то десяти километрах отсюда. Теперь у молодежи есть возможность повеселиться раз в неделю. Вот, стало быть, мои дочери — Сюзанна и Хелена.


Девочки воспитанно здороваются, Сюзанне четырнадцать, она невысокая, темноволосая, похожа на мать. Хелене тринадцать, худенькая, рослая, похожа, наверное, сама на себя. Фру Элин, взяв Хенрика за локоть, ведет его в соседнюю, слабо освещенную комнату: «Мне надо кое-что сказать пастору, это важно».


Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее