Благими намерениями

Мы с Кобалем продолжали избегать друг друга, как взрослые люди, какими и были. Впрочем, я не была уверена, что возраст старше полутора тысяч лет делал его взрослым, возможно, термин «древний» подходил лучше. Я же овладела искусством не обращать на Кобаля внимание, хотя все, чего я хотела, — броситься в его объятия. Отметины на моей шее постепенно заживали. Меня пугало понимание того, что однажды они исчезнут навсегда.

Это осознание лишало меня дыхания и заставляло мою грудь сжиматься так сильно, что я не могла сделать новый вдох. Мне нужно было вернуть отметины.

Я хотела чувствовать себя любимой и лелеемой, даже в демонических отношениях, которые могли привести к оторванным человеческим головам.

Я вздрогнула при воспоминании о теплой крови Эйлин, брызнувшей в мое лицо. Мне нужно было убедиться, что я никогда не стану похожей на Люцифера и что меня не будут использовать как единственное оружие, которое может сломить Кобаля. Кобаль говорил, что демоны все равно поймут, кому я принадлежу, даже если отметины исчезнут, но, возможно, без этих рубцов меня перестанут воспринимать как оружие. Они увидят во мне простую избранную, которой по сути я уже не являлась. По крайней мере я на это надеялась. Я бы лучше умерла, чем стала той, кто уничтожит Кобаля.

Еще этот подарок от Люцифера. Каждую ночь я лежала и думала об этом, дрожа от страха и тоскуя по безопасности рук Кобаля. Что это за подарок? Ничего хорошего, в этом я была уверена, но насколько ужасно? И когда я об этом узнаю? Почему-то я не сомневалась, что распознаю его в ту же секунду, как увижу.

Я даже не взглянула на Кобаля, когда почувствовала его тепло за своей спиной. Мое тело напряглось, когда его пронзили тоска и страдания, сотрясая мышцы и обжигая глаза.

«Это к лучшему», — в тысячный раз напомнила я себе.

Но это не помогло.

— Ты должна вернуться на поле, — хрипло произнес он.

Допив воду, я поставила чашку и отвернулась. Затем я пересекла поле, вернувшись к Корсону. Он всегда казался самым дружелюбным из демонов благодаря легкой улыбке, красивому лицу и блестящим серьгам, свисающим с кончиков ушей. Он улыбнулся мне, а затем взглянул на Кобаля.

Я не проследила за взглядом Корсона, так ка лицо Кобаля запечатлелось в моем сознании в течение трех дней, прошедших после нашей ссоры. Я не могла без слез взглянуть на него, и не хотела вспоминать, что Бейл осталась в главной палатке прошлой ночью вместо него. Мое сердце разбивалось на осколки при мысли о том, что он, возможно, вернулся к костру, пока я рыдала в беспокойном сне.

«Ты же сама приказала ему уйти. К тому же Кобаль заявил, что ты ведешь себя как истеричка из-за какой-то оторванной головы. Вот только голову оторвали человеку, который пытался тебя убить

».

Иногда я действительно ненавидела свой внутренний голос.

Я расправила плечи и встала перед Корсоном. Я презирала жалость в его глазах и то, как он снова посмотрел на Кобаля, словно спрашивая разрешения. Впрочем, так оно и было. Корсон поднял руки перед собой и принял боевую стойку.

— Не надо меня жалеть, — процедила я сквозь зубы.

Он окинул меня взглядом лимонного цвета и наклонил голову, из-за чего одна из звездочек в его ушах замерцала, вращалась вокруг своей оси.

— Я не испытываю к тебе жалость, — ответил он, двигаясь вокруг меня.

— И все же это похоже на жалость, — огрызнулась я, отталкивая пальцами его ладони.

Корсон нырнул влево, чтобы избежать удара, который я нанесла.

— Может, немного, но не по тем причинам, о которых ты думаешь.

— Тогда по каким же? — требовательно спросила я.

— В тебе достаточно качеств демона, из-за чего ты пометила его в ответ. Я никогда не встречал свою избранницу, но помню, как сильно мои родители любили друг друга. Когда мой отец был убит Люцифером, это разрушило мою мать. После этого она бросилась в огонь.

Слезы навернулись на мои глаза при мысли о такой потере и боли. Я перестала двигаться. Опять эти чертовы слезы. Я поспешно вытерла их.

— Прости, — прошептала я и снова ринулась вперед, когда Кобаль шагнул к нам.

— Это произошло много веков назад, но я знаю, насколько сильны узы избранных. Если ты испытываешь хоть малую толику того горя, которое причиняет разлука, то мне действительно жаль тебя.

Я отвернулась и сосредоточилась на солнце, клонящемся к горизонту. Розовые, оранжевые и красные облака плыли по небу.

— И ты считаешь меня идиоткой или эгоисткой, раз я воспротивилась узам, которые разрушили твою мать.

— Кобаль рассказал нам с Бейл о твоем сне с Люцифером. Ты боишься за жизнь того, кого любишь… Ведь ты любишь его?

Я быстро кивнула, когда голос Корсона умолк после вопроса. Может, я и не призналась Кобалю в этом, но невозможно было отрицать свои чувства.

— Да.

— Бояться за его жизнь и за то, кем ты можешь стать, испытывать невообразимое горе, чтобы защитить того, кого любишь — это не эгоизм и не идиотизм.