Благодать

Ему также нравилось, что религия играет большую роль в Правительстве Южной Африки. Лидирующая политическая партия крепко опиралась на протестантскую церковь, которая, в ответ на это, обеспечивала апартеид теологической базой. Правительство, не смущалось, навязывая мораль. Аборты, как и межрасовые браки, были вне закона. Таможенники подвергали цензуре такие журналы, как «Плейбой», и задерживали сомнительные фильмы и книги. Большой Гарольд со смехом рассказывал нам, что несколько лет назад детская книжка « Черная красавица» о лошади, была запрещена из-за названия. Никто из инспекторов не взял на себя труд прочитать ее.

В аэропорту Атланты мы пережили трогательное до слез расставание, когда Большой Гарольд, его жена Сарра и двое его малолетних детей прощались с единственной страной, которую они знали. В Южной Африке у них не было ни работы, ни друзей, ни даже жилья. «Не волнуйтесь, — заверили они нас. Белых людей встретят с распростертыми объятиями»

Большой Гарольд часто писал письма, оставаясь верным своему характерному стилю. Он стал проповедником-любителем в маленькой церкви и использовал обратную сторону черновиков к своим проповедям для писем своей семье и друзьям в Америке. Обычно эти проповеди имели двенадцать или четырнадцать основных пунктов, снабженных убедительным списком библейских ссылок. Иногда было трудно отличить обратную сторону этих писем от лицевой, поскольку обе стороны звучали проповедями. Большой Гарольд выступал против коммунизма и лживых религий, против аморальности современной молодежи, против людей и церковных организаций, которые не были согласны с ним в каждой детали.

Похоже, он процветал в Южной Африке. «Америка должна многому научиться», — писал он мне. В его церкви молодые люди не жевали жвачку, не передавали друг другу записки, не перешептывались друг с другом во время проповеди.

В школе (только для белых) учащиеся вставали и обращались к своим преподавателям с уважением. Большой Гарольд подписался на журнал «Тайме» и с трудом мог поверить в то, что происходило в Америке. В Южной Африке меньшинствам указали их место, и о группах, лоббирующих интересы феминисток или геев, никто и не слышал. Правительство должно быть доверенным лицом Господа и отстаивать правду перед лицом сил тьмы.

Сообщая в письмах о своей семье, Большой Гарольд умудрялся сохранять раздраженный, поучительный тон. Собственные дети его не удовлетворяли, особенно сын Уильям, который всегда принимал неправильные решения и навлекал на себя неприятности.

Любой, кто заглянул бы хоть в одно из писем Гарольда, решил бы, что он не в себе. Но ради прекрасных воспоминаний детства я не воспринимал его письма всерьез. Я знал, что под жесткой оболочкой скрывался человек, который посвятил всего себя помощи вдове с двумя малолетними детьми.

Я был подростком, когда Большой Гарольд уехал. Я пошел в колледж и в аспирантуру, затем работал редактором журнала, и, наконец, стал полноправным писателем. Все это время от Большого Гарольда приходил нескончаемый поток писем. Умер его отец, а потом его мать, но он никогда всерьез не думал о том, чтобы посетить Соединенные Штаты. Насколько мне известно, никто из семьи Большого Гарольда, никто из его друзей также не приезжал к нему в Южную Африку.

Письма помрачнели в девяностые годы, когда стало ясно, что белые и черные разделят власть в Южной Африке. Большой Гарольд прислал мне копии писем, которые он отправил в редакции местных газет. Правительство Южной Африки предавало его так же, как это сделало Правительство Соединенных Штатов. Он сказал, что мог бы доказать, что Нельсон Мандела и Десмонд Туту были членами коммунистической партии. Он называл американцев предателями за то, что они поддерживали экономические санкции. И он указывал на коммунистическую агитацию, как на основную причину падения морали. В соседних городах теперь открывались стриптиз-клубы, и в центре Йоханнесбурга на самом деле можно было встретить смешанные пары разных рас, держащие друг друга за руку. Тон его писем становился все более и более истеричным.

Полный дурных предчувствий, в 1993 году я решил посетить Большого Гарольда. В течение двадцати пяти лет я слышал от него только осуждение и недовольство. Он присылал мне длинные опровержения моих книг, пока одна из них — «Разочарование в Боге» — не взбесила его настолько, что он попросил их больше не присылать. Он выпалил письмо на трех страницах, полных осуждения, причем не самой книги, а ее заглавия. Хотя он и не открывал книгу, у него нашлось, что сказать о названии, которое он посчитал вызывающим.

И все же, раз уж я был в Южной Африке по делам, как я мог устоять и не сделать крюк в пятьсот миль, чтобы навестить Большого Гарольда? Может быть, на самом деле он был другим, был больше похож на человека, которого я однажды узнал. Может быть, он нуждался в том, чтобы кто-нибудь открыл ему глаза на огромный мир. Я написал ему за несколько месяцев, чтобы узнать, могу ли я у него остановиться, и сразу же его письма приобрели более мягкий, примирительный тон.