Благодать и стойкость. Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Кимам Уилбер

Занимаясь этой практикой, я не всегда бываю довольна тем, что открывается в моей душе, я не всегда быстро опознаю привязанность в той или иной форме, не всегда мне удается от нее избавиться — впрочем, другого я и не ожидала. У меня появляется что-то вроде понимающей улыбки, когда я вдруг замечаю, что только что потянулась за самым лакомым кусочком, или осознаю, что в моей голове копошатся нехорошие мысли или недобрые слова готовы вырваться у меня с уст вопреки самым лучшим моим побуждениям. Надеюсь, что я учусь отслеживать эти моменты и что сочувствие перевешивает самоосуждение. Я часто думаю об одном высказывании апостола Павла, которое напомнил мне Кен, там сказано что-то вроде: «Добро, которого хочу, не делаю, а зло, которого не хочу, делаю». Оно напоминает мне о том, что я не одинока в своей борьбе, и заставляет с большим сочувствием относиться к человеческой доле…

Я понимаю: возможно, говоря это, я похожа на наивную дурочку, но для меня эта практика очень непростая и очень-очень полезная. Когда я визуализирую эту звезду таким образом, она по-прежнему существует во всей своей красе; более того, в моем сознании этих звезд мириады, и потерять их невозможно. Слабеют мои суеверные мысли насчет физического присутствия или отсутствия звезды. Эти ростки привязанности становятся слабее. Мне по-настоящему нравится эта визуализация; это s огромное удовольствие — постоянно дарить всем такие подарки! Да, мне было по-прежнему больно от того, что я потеряла вещь, которую мне дали родители, которую своими руками сделал Рассел. Но я помню, как сказала Кену: «Знаешь, прошло всего три дня, но я, похоже, почти перестала оплакивать эту звезду».

Итак — снова в Бонн. По поводу последнего мотеля, где мы останавливались, Майкл сказал: «Тут матрасы с такими пробоинами, словно это верденские высоты», — то есть холмы со следами от артобстрелов времен Первой мировой войны. Трейей хотела купить кондиционер для волос, но все магазины были закрыты. Майкл просунул голову в нашу комнату:

— Ребята, у кого-нибудь есть кондиционер для волос?

— Просто поднимите ногу и сделайте шаг вперед. Все остальное произойдет само собой.

— Но там же пустое пространство, — жалобно сказал я. — Черная, бесконечная пустота.

— Прошу вас. Вы должны сделать это.

— Вот черт! Проклятые сны. — Я делаю шаг вперед и проваливаюсь в пустоту, только для того чтобы приземлиться куда-то, что напоминает горную вершину, точнее, вершину холма, а рядом со мной стоит Фигура. Посмотрев наверх, я вижу миллионы звезд, звезды рассыпаны повсюду, звезды освещают всю вселенную.

— Значит, звезды означают «Трейя», правильно? Эстрейя? Это элементарно, сударь.

— Нет, звезды не означают Эстрейю.

— Разве? Ладно, сдаюсь. Что же означают звезды?

— Это не звезды.

— Ладно. Что означают эти непонятно что?

— Вы не знаете, что они значат?

— Нет. Я вообще не понимаю, что все это значит.

— Хорошо. Это очень, очень хорошо.

Мы поехали в Бонн и распрощались с Майклом и Трейси. Мне было очень жаль расставаться с ними. Я чувствовал, что впереди нас ждут трудные времена, и их будет не хватать.

Шейеф просмотрел результаты недавних анализов, что-то ворча себе под нос, — смысла этого ворчания мы тогда еще не понимали. Из-за осложнений, возникших в результате многочисленных недугов Трейи — легочной инфекции, диабета, распухших ног, дефицита костного мозга, не говоря уже о раке, — вся процедура лечения, которая должна была занять два месяца, в конце концов, растянулась на четыре. День мучительно тянулся за днем, и поверх страха легла скука — причудливое сочетание.

— Норберт! Ты здесь?

— Да, Кен. Что я могу для тебя сделать?