Благонамеренные речи

– Да! но вот это-то именно и опасно. C'est justement la que git le danger.[160] В твоих глазах абстрактность – смягчающее обстоятельство, в моих – это обстоятельство усугубляющее. Если б они разрешили этот вопрос практически, каждая сама для себя – га serait une question de temperament, et voila tout.[161] Но они хотят, чтоб им разрешение на бумажке было написано. Они законов требуют! Понимаешь ли: они хотят, чтоб законодатель взял в руки перо и написал: «Позволяется a ces demoiselles»[162] и т. д. Нет-с! этого нельзя-с!

Опять мысль, и опять откровение! В самом деле, ведь они как будто о том больше хлопочут, чтоб было что-то на бумажке написано? Их интригует не столько факт, сколько то, что вот в такой-то книжке об этом так-то сказано! Спрашивается: необходимо ли это, или же представляется достаточным просто, без всяких законов, признать совершившийся факт, да и дело с концом?

– Наши дамы давно уже порешили с этим вопросом, и мир нимало не пострадал от этого! – продолжал ораторствовать Тебеньков. – На днях la princesse Nathalie – tu sais qu'il lui arrive quelquefois d'avoir des moments de charmante intimite avec ses amis![163] – сказала мне. «Mon cher! nous autres, femmes du monde, nous avons depuis long-temps tranche la question! Nous ne faisons pas de radottages, mais nous agissons!»[164]

– La princesse Nathalie! est-ce possible? Une «sainte»![165]

– Да-с, une «sainte»! Et elle a parfaitement raison, la belle princesse![166]

Потому что ведь, ты понимаешь, ежели известные формы общежития становятся слишком узкими, то весьма естественно, что является желание расширить их. Не об этом спор: это давно всеми признано, подписано и решено. Saperlotte![167] не делаться же монахиней из-за того только, чтоб князь Лев Кирилыч имел удовольствие свободно надевать на голову свой ночной колпак! Но как расширить эти формы – вот в чем весь вопрос! Voici la grrande, la grrrandissime question![168]

– Стало быть, по-твоему, лучшее средство – это протестовать на манер "Belle Helene"?[169]

– А ты шутишь с "Belle Helene"? Нет, ты подумай! Вот он, протест-то, с которых пор начался! и заметь: в этой форме никто никогда не видел в нем ни малейшей опасности. Еще во времена Троянской войны женский вопрос был уже решен, но решен так ловко, что это затрогивало только одного Менелая. Menelas! on s'en moque – et voila tout![170] Все эти Фрины, Лаисы, Аспазии, Клеопатры – что это такое, как не прямое разрешение женского вопроса? А они волнуются, требуют каких-то разъяснительных правил, говорят: «Напишите нам все это на бумажке!» Согласись, что это несколько странно? Согласен?

– Да… для "Belle Helene"… действительно, едва ли требуются разъяснительные правила!

– Ну, вот видишь! А они сохнут о правилах! Мы все, tant que nous sommes,[171] понимаем, что первозданная Таутова азбука отжила свой век, но, как люди благоразумные, мы говорим себе: зачем подрывать то, что и без того стоит еле живо, но на чем покуда еще висит проржавевшая от времени вывеска с надписью: «Здесь начинается царство запретного»? Зачем публично и с каким-то дурным шиком вторгаться в пределы этого царства, коль скоро мы всем этим quasi-запретным[172]

можем пользоваться под самыми удобными псевдонимами? Для большей вразумительности приведу тебе хоть следующий пример. И ты, и я, и все мы, люди современной интеллигенции, любим от времени до времени посещать театр Берга. Для чего мы ездим туда? что привлекает нас? – Это, конечно, наше личное дело. И вдруг выискивается какой-нибудь intrus[173] и выпаливает нам в упор: «Вы, господа, ездите к Бергу смотреть, как француженки юпки поднимают!» Согласись, что это было бы крайне неприятно! По крайней мере, что касается до меня, то я сразу осадил бы наглеца. «Нет, милостивый государь! – сказал бы я, – вы ошибаетесь! я хожу к Бергу совсем не для юпок и проч., а для того, чтоб видеть французскую веселость, la bonne et franche gaite franГaise!»[174] Понимаешь? Он сказал: «Юпки поднимают», а я ему ответил: «Французская веселость». Вот это-то и есть псевдоним, один из тех псевдонимов, которые позволяют нам не слишком тяготиться игом первозданной Таутовой азбуки!

Тебеньков говорил так убедительно и в то же время так просто и мило, что мне оставалось только удивляться: где почерпнул он такие разнообразные сведения о Тауте, Фрине и Клеопатре и проч.? Ужели всё в том же театре Берга, который уже столь многим из нас послужил отличнейшею воспитательной школой?