Благородный дикарь

Она ожидала, что здесь, в его комнате, почувствует его присутствие, но нет: только свеча, она сама да ее спящая дочь… и ничего больше – ни запаха, ни воспоминаний. Просто комната – и все.

Джульет медленно обошла просторное помещение. Ее юбки касались пола, по которому он ходил, пальцы прикасались к вещам, которые некогда принадлежали ему, но его самого здесь не было. Он оставался таким же далеким, как все эти одинокие месяцы в Бостоне.

«О, Чарльз! Я никогда еще не чувствовала себя такой одинокой».

Она прислонилась спиной к столбику, поддерживавшему полог, и, глядя на огонь, почувствовала себя обманутой в ожиданиях.

– Чарльз?

Ей никто не ответил: в комнате по-прежнему стояла тишина, – а потом захныкала, проснувшись, Шарлотта. Джульет взяла ее на руки и крепко прижала к груди, глаза защипало от непролитых слез.

Он умер, ушел навсегда. Разве безжизненная пустота этой комнаты не служит тому подтверждением?

Она прижимала к груди Шарлотту, безуспешно пытаясь вызвать в себе ощущение того, что у нее было и чего никогда больше не будет: эйфорию первой любви, от которой кружилась голова и захватывало дух. Тогда при одной мысли о красивом британском офицере у нее замирало сердце. Какой юной и наивной она была, когда верила в то, что с Чарльзом они навеки вместе и что смерть не посмеет тронуть такого полного сил и энергии молодого человека, каким он был. Кажется, с тех пор прошли годы, и все-таки что-то в ней шевельнулось, когда она увидела его брата, лежавшего в постели: красивого, мускулистого, прикрытого лишь тонкой простыней, – и почувствовала что-то давным-давно забытое.

Желание?..

Джульет покачала головой. Неудивительно, что она не чувствовала присутствия Чарльза в этой комнате: все заслонил собой образ его привлекательного младшего брата.

Шарлотта неожиданно больно дернула ее за выбившуюся прядь, напомнив, что, кроме себя, ей есть о ком подумать. Джульет осторожно высвободила волосы из крохотного кулачка, уселась на стул, расстегнула лиф и приложила девочку к груди. Глядя в угасающее пламя, она думала о Чарльзе, а еще о своей реакции на Гаррета и о том, какая она ужасная, если способна на такое. В конце концов мысли ее так перепутались, что она вообще перестала о чем-либо думать.

К тому времени, когда закончила кормить Шарлотту, вода в ванне совсем остыла, но, сбросив грязную одежду, Джульет все-таки вымылась и, дрожа от холода, насухо вытерлась полотенцем, надела ночную сорочку и улеглась в постель, застеленную свежими простынями. Голова ее коснулась мягкой подушки, на которой некогда спал ее возлюбленный, она закрыла глаза… и увидела Чарльза, того блестящего британского офицера верхом на великолепном коне, который производил смотр войск, браво маршировавших по городской площади.

Джульет опять пережила тот момент, когда он впервые заметил, что она наблюдает за ним из окна, и приветственно прикоснулся к своей треуголке, а потом увидела тот день, когда он впервые зашел в их лавку, заговорил с ней, а две недели спустя они встретились за дровяным сараем, и он наградил ее первым волшебным поцелуем, от которого она чуть не потеряла сознание.

– О, Чарльз, вернись, мой любимый… – пробормотала она сквозь сон и, вздохнув, перевернулась на другой бок.

Но Чарльз больше не приходил – вместо него появился кто-то другой: возник из дождливой английской ночи, заслонив собой от пули ребенка.

Она подбежала к нему, раненому, приподняла голову, и на нее взглянули мечтательные голубые глаза… но не Чарльза, а его брата.

Глава 7

Гаррет проснулся как от толчка, перед самым рассветом. Сквозь раздвинутые шторы в комнату проникал слабый свет, где-то за окном пел черный дрозд. Огонь в камине догорел, в комнате было прохладно, и он натянул на себя одеяло, прикрыв плечи. Приятели давно разошлись. «Наверное, после того как я заснул, их выставил Люсьен», – подумал Гаррет, не решив пока, благодарить ли за это брата. Ему вспомнились слова, сказанные вчера доктором: «Вам повезло, чертовски повезло, милорд: еще бы полдюйма – и пуля раздробила бы ребро, а попади она чуть выше – пробила бы легкое, тогда вполне могла возникнуть реальная угроза жизни».

Мысль эта здорово отрезвляла.

Рана оказалась не такой опасной, как он думал сначала, если бы не кровопотеря. Да черт с ней, с этой раной: сейчас его мучила адская головная боль. И виной тому – перебор с ирландским виски.

И все же, несмотря на жестокое похмелье и пульсирующую боль в боку, Гаррет был вполне доволен собой и на лице его играла глупая улыбка. Приятно, черт возьми, быть героем, а уж удовольствие, которое он получил, когда мисс Джульет Пейдж пришла к нему пожелать доброй ночи и поцеловала – пусть и в лоб, – не описать словами. Он вздохнул, откинулся на подушку и опять улыбнулся, довольный. Этот поступок говорил о том, что она признательна ему, что он все сделал правильно.

Гаррет не привык, чтобы кто-нибудь был ему благодарен, поэтому сейчас чувствовал себя едва ли не счастливым.