Благородный Дом. Роман о Гонконге

В сей девятнадцатый день второго месяца года 1841 по варварскому исчислению я, Чэнь-цзе Жэнь Ин из Кантона, Главный Торговец гунхана, предоставил взаймы Зеленоглазому Дьяволу, тайбаню Благородного Дома, главному пирату всех заморских дьяволов, которые вели войну против Небесного Царства и украли наш остров Гонконг, сорок лаков серебра, один миллион фунтов стерлингов на их деньги, и с помощью этих слитков спас его от поглощения Одноглазым, его главным врагом и соперником. Взамен Тайбань жалует нам особые привилегии в торговле на следующие двадцать лет, обещает, что один человек из дома Чэнь всегда будет компрадором Благородного Дома, и клянется, что он или его потомки вернут все долги и долг монет. Этих монет четыре. Монеты разломаны пополам. Я передал Тайбаню четыре половинки. Он поклялся, что, когда бы к нему или к одному из последующих тайбаней ни обратились с любой просьбой, представив одну из других половинок, просьба эта будет выполнена, даже если выйдет за рамки их или нашего закона.

Одну половинку монеты я оставляю себе; другую передаю военачальнику У Фанчою, моему родственнику; третью получит мой внук Гордон Чэнь; а о последнем получателе умолчу. Помните, те, кто будет читать это в будущем: не используйте половинку монеты по пустякам, потому что тайбань Благородного Дома обязан пожаловать все, что угодно, — но только один раз. И не забывайте, что, хотя и сам Зеленоглазый Дьявол, и его потомки выполнят обещание, он все же остается полоумным варваром, хитрым, как гнусный маньчжур, опасным, как гнездо змей, потому что учили его мы.

Филлип невольно содрогнулся, вспомнив ту ярость, которой всегда был готов взорваться Иэн Данросс.

«Этот точно потомок Зеленоглазого Дьявола, — подумал он. — Да, и он, и его отец.

Проклятый Джон! Что на него нашло? Что за дьявольщину он замыслил вместе с Линком Бартлеттом? У кого сейчас половинка монеты — у Бартлетта? Или по-прежнему у Джона и теперь, вероятно, у его похитителей?»

Пока усталый мозг перебирал все возможности, пальцы проверяли, одну за одной, коробочки с драгоценностями. Ни одна не пропала. Большую коробку он оставил напоследок. Все горло сжало, когда он открывал её, но ожерелье было на месте. Он испустил глубокий вздох облегчения. Красота изумрудов, играющих в свете фонарика, доставила ему огромное удовольствие и сняла часть беспокойства. До чего же глупо поступила «Карга» Струан, приказав сжечь их вместе с собой! Какое надменное, ужасное, нечестивое расточительство! Как мудро поступил его отец, перехвативший гроб до сожжения и изъявший изумруды.

Нехотя он положил ожерелье обратно и стал закрывать сейф. «Как быть с половинкой монеты? Я чуть было не использовал её, когда тайбань прибрал к рукам наши банковские акции — и большую часть нашей власти. Да. Но я решил дать ему время — пусть докажет, на что способен. И вот идет уже третий год, а ничего не доказано. Хотя эта американская сделка представляется великолепной, она ещё не подписана. И монеты больше нет».

Он застонал, в смятении. Болела и спина, и голова. Внизу лежал город, суда, пришвартованные у Глессингз-Пойнт, и другие, на рейде. Так же ярко сверкал Коулун, и было видно, как реактивный самолёт взлетает с Кай-Так, другой делает разворот, заходя на посадку, а ещё один гудит высоко над головой, мигая огнями.

«Что делать? — обессиленно спрашивал он себя. — У кого монета — у Бартлетта? Или у Джона? Или у Вервольфов? Если она попадет не в те руки, для всех нас это будет конец».