Благородный Дом. Роман о Гонконге

— Думаешь, это могут быть и они?

— Запросто. Они знали наш полетный план, и у них есть мотив.

— Какой?

— Дискредитировать нас.

— Но зачем?

— Может, они уверены, что знают, как мы собираемся действовать.

— Но разве не было бы с их стороны разумнее вообще ничего не предпринимать, а заманить нас?

— Может быть. Но таким образом первый ход сделали они. День первый: конь пошёл на третью клетку от королевского слона[35]. Против нас предпринята атака.

— Да. Но кто её предпринял? И какими фигурами мы играем — белыми или черными?

Взгляд его посуровел, порастеряв прежнюю приветливость.

— Мне все равно, Кейси, но при одном условии: выигрываем мы. — И он вышел.

«Что-то случилось, — подумала она. — Возникла какая-то опасность, о которой он мне не говорит…»

— Держать все в тайне — самое важное, Кейси, — сказал он когда-то, в самом начале. — Наполеон, Цезарь, Паттон — все великие полководцы — зачастую скрывали свои настоящие планы от подчиненных. Только для того, чтобы дать им — а следовательно, и вражеским лазутчикам — возможность успокоиться. Если я чего-то не говорю тебе, Кейси, это не значит, что не доверяю. Но ты не должна что-либо скрывать от меня.

— Это несправедливо.

— А разве жизнь справедлива? Смерть справедлива? И на войне нет справедливости. Большой бизнес — это война. Я играю в него, словно это война, и потому-то я выиграю.

— А что выиграешь?

— Я хочу, чтобы «Пар-Кон индастриз» стала больше, чем «Дженерал моторс» и «Экссон» вместе взятые.

— А зачем?

— А мне, черт возьми, так хочется.

— Ну назови действительную причину.

— Ах, Кейси, вот за что я тебя люблю. Слушай и узнаешь.

— Ах, Рейдер, я тоже тебя люблю.

Тогда они оба рассмеялись, зная, что не любят друг друга — в том смысле, какой обычно вкладывается в это слово. Тогда, в самом начале, они договорились отложить обычное ради необычного. На семь лет…

Кейси посмотрела в окно на гавань и корабли.

«Подавлять, разорять и выигрывать. Большой бизнес, самая восхитительная игра в мире, лучше „Монополии“. А ведет меня по ней „Рейдер“ Бартлетт, мастер своего дела. Но время поджимает, Линк. Этот год — седьмой, последний. Он заканчивается в мой день рождения, двадцать пятого ноября, мой двадцать седьмой день рождения…»

До её слуха донеслось что-то вроде стука и звук открываемой общим ключом двери. Она обернулась, чтобы сказать: «Войдите», но накрахмаленный коридорный уже вошёл.

— Доброе утро, мисси, я — Первый Коридорный Дневной Чжан. — Чжан был седовлас и внимателен. Рот расплывался в улыбке. — Номер прибрать, пажалуста?

— А у вас разве никогда не ждут, чтобы сказали: «Войдите»? — резко произнесла она.

Чжан непонимающе уставился на неё:

— Мисси?

— А, ладно, — устало отмахнулась Кейси.

— Красивый день, хейя? Который номер сначала — Хозяина или мисси?

— Мой. Мистер Бартлетт своим ещё не пользовался.

Чжан оскалился в улыбке.

«Айийя, а разве вы с Хозяином не кувыркались вместе в вашем, мисси, до того как он вышел? Однако между приходом и уходом Хозяина прошло всего четырнадцать минут, и, когда уходил, он вроде раскрасневшимся не был.

Айийя, сначала предполагалось, что в моем люксе будут жить двое заморских дьяволов-мужчин. Потом выясняется, что один из них — женщина. И это подтвердил Ночной Энг, который, конечно, просмотрел её багаж и обнаружил серьезное доказательство того, что она — действительно она. А сегодня утром это с большим удовольствием засвидетельствовала Третья Горничная Фэн.

Золотистые волосы на лобке! Какая гадость!

А ведь Золотистый Лобок мало того, что не главная жена Хозяина, она даже не вторая жена, и — о-хо — хуже всего то, что у неё не хватило воспитанности сделать вид, будто она является таковой. Можно было бы не нарушать правил отеля и соблюсти приличия».

Чжан фыркнул. В этом отеле всегда существовали поразительные правила насчет пребывания дам в номерах мужчин — о боги, зачем ещё нужна кровать? — а теперь женщина открыто живет в варварском грехе! О, как вчера накалились страсти! Варвары! Цзю ни ло мо на всех этих варваров! Но эта вот точно блудница, потому что перед ней стушевались все: помощник управляющего и ночной управляющий, оба евразийцы, и даже сам сладкоречивый старик, Главный Управляющий Большой Ветерок.

— Нет, нет и нет, — умолял тот, как рассказывали Чжану.

— Да, да и да, — отвечала она, настаивая на том, что будет жить в спальной половине люкса «Благоухающая весна».

Именно тогда Досточтимый Мэн, первый носильщик и глава триады, а следовательно, главный в отеле, разрешил неразрешимое.