Благородный защитник

– Никто не заставлял меня жениться на тебе, моя девочка.

– Ты никогда не говорил об этом, даже не намекал.

– Юдард давно знал об этом. Я сказал ему об этом в тот день, когда он впервые появился здесь.

– Что ж, это по крайней мере объясняет его снисходительность. – Кирсти снова ощутила прилив храбрости. – Пейтон, я хочу тебе сказать…

Он закрыл ей рот поцелуем.

– Я тоже хотел с тобой поговорить, но сначала давай разденемся.

Кирсти позволила ему раздеть себя.

– А что, в одежде нельзя поговорить?

– Лучше без нее.

Когда Пейтон остался в чем мать родила, Кирсти вздохнула.

– Чувствую, что разговор у нас не получится. – Она коснулась его возбужденной плоти. – При виде такого зрелища у меня обычно путаются мысли. – Сначала Кирсти показалось странным, что он захотел раздеться, прежде чем начать серьезный разговор, но теперь она поняла, что ситуация сулит определенные преимущества. В пылу страсти ей будет легче сказать ему всю правду.

– Так ты уверен, что хотел жениться на мне еще прежде, чем мой отец приставил острие меча к твоей шее? – спросила она, покрывая его поцелуями.

– О да. Говорю же тебе, что я сказал об этом Юдарду после того, как он увидел, что ты делишь со мной ложе.

– Я так хочу тебя, Пейтон. Постоянно. Это какое-то безумие.

– Я тоже всегда тебя хочу.

Их ласки становились все неистовее, все жарче. Наконец оба в один и тот же миг оказались на вершине блаженства.

В наступившей тишине слышно было лишь их учащенное дыхание.

– Ах, девочка моя, это все, что мне нужно от жизни, – первым заговорил Пейтон.

– Правда? А мне нужен ты, Пейтон Мюррей. Чтобы ты всегда был рядом. И утром, когда я просыпаюсь, и вечером, когда я засыпаю. Чтобы я всегда могла рассчитывать на твою помощь, делиться с тобой и радостями, и горестями. Я хочу, чтобы ты был рядом до конца наших дней. Чтобы не нарушал обетов, данных перед алтарем, не изменял, потому что это разобьет мне сердце.

– Я не пожелал ни одной женщины с тех самых пор, как впервые увидел тебя, и никогда не пожелаю.

– И вот еще что, Пейтон Мюррей, – сказала она очень тихо, почти касаясь губами его губ.

– Что, моя темноволосая красавица?

– Я хочу, чтобы ты любил меня так же сильно, как я люблю тебя.

– Повтори последние три слова, – попросил Пейтон.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

– О Боже, девочка моя».

Он снова вошел в нее, содрогаясь от желания, и Кирсти стала двигаться с ним в одном ритме, забыв обо всем на свете. Уже в который раз они взлетели на вершину блаженства, а когда спустились с нее, Кирсти подумала, что еще ни одна женщина не видела настоящего Пейтона. Это она, темноволосая девчонка, заставила легендарного сэра Пейтона Мюррея, прославившегося своим самообладанием, своей утонченностью и искушенностью в искусстве любовных игр, так сильно желать ее.

– Скажи еще раз, – прошептал Пейтон ей на ухо, когда они лежали в объятиях друг друга.

– Я люблю тебя.

– Ты моя, – сказал он.

– Ну да. Ведь мы женаты.

– Я имею в виду моя во всех отношениях. И телом, и душой, и по закону.

– Но я была твоей с самого начала, – заметила Кирсти. – Не по закону, конечно, а вообще.

– А я, дурак, не понимал этого. Что нас объединяет страстное взаимное влечение, мне было ясно с самого начала, и я жаждал утолить свою страсть. Твое сопротивление и упорное нежелание нарушить данные обеты и важные для тебя правила внушили мне уважение к тебе, хотя принять их я не мог. Когда ты наконец пришла ко мне, я не понял или не захотел понять, как много значил для тебя этот поступок.

– Не так легко понять то, что от тебя скрывают, о чем не говорят.

– Ты говорила – каждым слоим вздохом, каждым объятием. Но я предпочитал считать это пылкостью твоей натуры. Давным-давно я пришел к выводу, что не способен влюбиться, что вообще не способен любить.

– Ах, Пейтон, нет. Ты способен любить как никто другой. Достаточно Посмотреть на то, как ты держишься в кругу семьи, как внимателен к родственникам. Ведь ты не только спас детей, защитил их, но еще и отнесся к ним с лаской и заботой.

– Возможно, сам я не придавал этому никакого значения. Что же касается женщин, то я был совершенно уверен, что мне просто не суждено влюбиться, и вел себя соответствующим образом.

– Что ты хочешь этим сказать, Пейтон?

– Когда я понял, что из всех пережитых мной амурных приключений наша взаимная страсть – самое лучшее, что может быть в жизни, я решил, что мы идеально подходим друг другу для любовных утех. А потом, когда Родерик похитил тебя и я чуть с ума не сошел от страха, я пришел к выводу, что неравнодушен к тебе. Вот тогда я и решил, что ты будешь моей и, как только станешь свободна, я женюсь на тебе.

– Но мне ты не сказал об этом ни слова.

– Верно, потому что ты все еще была замужней женщиной и постоянно об этом напоминала. Когда Родерик занес над твоей головой меч, я готов был ценой неимоверных страданий вырваться из пут и принять удар на себя.

Кирсти поцеловала шрамы на его руках, чтобы хоть как-то смягчить боль воспоминаний.

– Но ты ничего не мог поделать. Ты был ранен и крепко связан. Мне очень жаль, что ты поранил свои прекрасные руки.

Пейтон взял ее лицо в свой ладони.