Благословение

Комната отдыха оказалась маленькой комнаткой с зеркалами, кушеткой и двумя мягкими креслами. В одном из кресел сидела пожилая женщина и читала журнал. Дженни сняла туфли и застонала, растирая свои ноги.

– Ты натерла пятки, – заметила женщина. – Они кровоточат.

О, Господи, испачкать кровью туфли Салли Джун! Только этого еще не хватало.

– Ты выглядишь довольно уныло.

– Да. Вдобавок к тому расстегнулась булавка, и моя бретелька видна. – Она повернулась, пытаясь дотянуться до спины.

– Подойди сюда. Я застегну ее.

Они стояли перед зеркалом. Дженни увидела приземистую женщину с седыми волосами, подстриженными, как у мужчины, и крупным продолговатым лицом с обвислыми щеками. На ней было строгое платье из черного дорогого прозрачного шелка.

– Ну вот. Булавка застегнута. А что ты собираешься делать с туфлями?

– Отдохну немного, а затем буду страдать весь оставшийся вечер, думаю. Больше я ничего не могу сделать.

– Ты та девушка, что приехала в гости к Питеру?

– Да, а как вы угадали?

– Акцент. Все остальные отсюда. Кроме этого, я слышала, что ты приехала. И платье, я помню его со дня рождения Салли Джун. Я считаю, что это платье было вычурным даже для нее.

Дженни расхохоталась. Слова были такими подходящими, и ей понравилась прямота этой женщины, проницательные умные глаза, которые выделялись на простом и приятном лице.

– Было очень мило с их стороны одолжить мне его.

Не могу пожаловаться.

– Это правда, ты не можешь. Кстати, я тетя Ли Мендес, та, которая подарила Синди жеребенка на ее день рождения. Полагаю, ты слышала об этом. – Она засмеялась.

– Да, об этом упоминалось.

– Я в этом не сомневалась. Все они любят меня по-своему, моя семья, но они считают меня странной, и я отважусь сказать, что так оно и есть. Как бы там ни было, а жеребенок замечательный. Если бы твои ноги не болели и если бы не было так темно, я бы прямо сейчас взяла тебя на конюшню и показала его тебе. По правде говоря, в последнюю минуту мне даже расхотелось расставаться с ним. Я с ума схожу от животных. А ты?

– Я бы тоже, если бы у меня было хоть какое-то помещение для них. Там, где я живу, недостаточно места даже для собаки.

– Модные апартаменты в Нью-Йорке, я полагаю?

– Нет. Небольшой дом в Балтиморе. – Дженни, выпрямившись, посмотрела на тетю Ли. И у нее неожиданно сорвались слова, которые она не собиралась говорить, которые были возможно, совершенно не к месту. По какой-то причине, однако, когда она их произнесла, то почувствовала себя лучше.

– Моя семья бедна. Женщина кивнула.

– Тогда, я думаю, ты никогда не бывала на таких вечерах раньше.

– Честно говоря, нет.

– Чувствуешь себя не в своей тарелке?

– Немного. – Она быстро кивнула. – В колледже мы все часто собирались вместе, и я вообще-то очень общительная… – Она остановилась, удивляясь, почему она все это рассказывает.

– Понимаю. И ты очень решительная. Питер не такой. Ты, вероятно, уже заметила.

Они все были правы, говоря о странности этой женщины. Но, может быть, ее считают странной, потому что большинство людей скрытны, а она просто говорит то, что думает? Это озадачило Дженни.

– Нет, Питер нет, – повторила тетя Ли, – но он соль земли.

– Именно это он сказал и о вас.

– Я очень рада. Мы обожаем друг друга. Я вспоминаю все наши летние деньки на ферме, где мы столько времени проводили вместе. Я научила его настоящим вещам, научила ездить верхом на лошади, управлять трактором, сажать и убирать урожай и любить землю. Да, он хороший мальчик. Слишком хороший, мне иногда кажется. Слишком – человек долга. Вот так. Человек долга.

Дженни почувствовала усталость. Ей не хотелось обсуждать Питера с этой странной женщиной. Морщась, она надела туфли и сказала:

– Я лучше вернусь назад.

– Да, так лучше. Я еще немного посижу здесь. От всей этой шумной болтовни у меня начинается головная боль.

Питер подошел к ней.

– Где ты была? – спросил он. – Я везде искал тебя.

– Мне нужно было снять туфли. Я встретила вашу знаменитую тетю Ли.

– Что ты о ней думаешь?

– Да, она действительно удивительная. Она мне понравилась. Что ты скажешь, если мы не будем больше танцевать? Я больше просто не могу.

– О, прости меня. Твои бедные ноги.

Они сели вместе возле маленького плетеного столика у открытой двери на террасу. Музыка продолжала играть. Слуга принес напитки.

– И все-таки это не такая уж плохая ночь, – сказал Питер.

– Ты же говорил, что терпеть не можешь официальных приемов.

– Не могу. Но каждый должен приспосабливаться, делать то, что от него требуют… Бедное дитя, тебе так неловко в этом платье, – мягко сказал он.

– Я не говорила тебе об этом.

– Существует множество вещей, о которых тебе и не надо говорить.

Она почувствовала раскаяние.

– Извини. Я не хотела испортить тебе вечер. Платье тут ни при чем.

Он взял под столом ее руку.

– Тебе было неуютно с моей семьей. Их нелегко понять. Иногда они могут казаться такими чужими. Но когда ты узнаешь их получше, ты поймешь их. Тебе будет легко с ними. Поверь мне.

Он был прав. Она пыталась скрыть свое раздражение, но оно все равно вырывалось наружу.