Благословение

– Дженни, дорогая, что бы ты ни делала, что бы ты ни одела, ты будешь…

Зазвонил телефон. Она прошла в комнату и сняла трубку.

– Доброе утро, – произнесла Эмма Данн. – Извините, что звоню вам так рано, но я не могла дозвониться несколько вечеров подряд.

За эти несколько секунд ладони Дженни покрылись потом.

– Я не могу говорить с вами. Я тороплюсь на работу, – ответила она, пытаясь говорить спокойным голосом.

– Я понимаю. Я отниму у вас несколько минут. Скажите мне, когда вы сможете зайти и встретиться со мной. На ваше усмотрение. Назначьте время.

– Это невозможно. Я сейчас повешу трубку.

– Поверьте, вам не удастся этого избежать, мисс Раковски. Джилл не собирается отступать. Я хочу предупредить вас. Так что вам лучше смириться с…

Дженни положила трубку, вытерла руки носовым платком и провела платком по своему пылающему лицу.

– Какие-нибудь неприятности? – поинтересовался Джей.

– Нет, с чего ты взял?

– Ты выглядишь озабоченной.

– Да, немного. Это клиент… трудное дело, у нее такая трудная жизнь, это ужасно.

Он мягко произнес:

– Ты не должна смешивать эмоции с законом. Ты сгоришь заживо, если будешь так переживать. Может, тебе следует сменить номер телефона. Впрочем, тебе осталось жить здесь не так уж долго.

Он встал и потянулся за своим портфелем. Дрожь охватила Дженни, когда он нагнулся поцеловать ее. Слезы, несмотря на всю решимость, наполнили ее глаза.

Джей изумился:

– Что это? Ты плачешь?

– Нет, нет. Я… это только… Я подумала о нас, и до меня только что дошло. Я чувствую… Я так счастлива.

– Какое горе! Ох уж эти женщины! – Смеясь, он пытался копировать типично мужскую реакцию. – Разве сможет мужчина когда-нибудь понять их? Ну, я лучше побегу, и тебе пора. Я позвоню тебе днем.

Джилл не уйдет. Она настойчивая, не так ли? Упорная. Как ты, Дженни? – спрашивала она себя.

Она вымыла несколько тарелок, подкрасила глаза и губы и, все еще дрожа, отправилась на работу. С большим облегчением она вспомнила, что целый день предстоит провести в офисе, а не в суде. «Как животное в своем логове, я укроюсь в своем уголке с привычными столами, книгами, двумя креслами, высоким окном, закрытой дверью. Машинистка ответит на телефонные звонки и скажет, что меня нет, если я попрошу ее. Я не делала так раньше; но меня еще не загоняли в угол». Джилл не уйдет прочь.

Сегодня, как и все предыдущие дни, клиенты приходили вместе с детишками. Бедные женщины, не имеющие родных в этом холодном городе, им не с кем было оставить детей.

– Это мой Рамон. Ему исполнилось два года на прошлой неделе. Поздоровайся с тетей.

Рамон посмотрел своими черными глазками, потом наклонил голову, спрятав испачканный нос в маминой юбке.

– Он большой для двух лет, – сказала Дженни, не имея ни малейшего представления о том, как выглядят двухлетние дети.

– Да, и сильный. А это Селия. Ей восемь месяцев. Ребенок, которого женщина держала на руках, был необычайно красивой девочкой с нежными чертами лица и не походила ни на мать, ни на брата. Она улыбнулась Дженни ангельской улыбкой и протянула к ней розовую ручку, как бы признавая наличие какой-то общей тайны между ними. Дженни взяла эту ручку, и маленькие пальчики сжались.

– Она чудесная, – сказала Дженни. Женщина кивнула.

– Они мои бриллианты, мои сокровища, эти двое.

Эти слова напомнили Дженни эпизод из древней истории, которой она занималась в колледже два семестра: римлянка Корнелия показывала своих детей:

– Вот мои сокровища.

Эта женщина была тоже измученной и потерянной: ее выселяли из квартиры. Она смотрела сейчас с любопытством, удивляясь, вероятно, почему Дженни все еще держит ребенка за руку. Дженни высвободила свою руку.

– Хорошо, теперь давайте посмотрим, что мы можем сделать для вас, миссис Фернандес.

Позже, позвонив ей, как обычно, Джей сообщил, что у него есть новости.

– Хорошие или плохие?

– И те, и другие. Хорошая – то, что совет по планированию отклонил предложение компании «Баркер». И все это благодаря тебе.

Довольная Дженни однако более трезво оценила ситуацию.

– Все было, вероятно, решено с самого начала. Как я уже сказала твоим родителям, у них уже сложилось определенное мнение еще до того, как я открыла рот.

– Это верно лишь отчасти. На некоторых из них произвело впечатление то, что ты сказала еще дома, а другие изменили свое мнение, когда услышали тебя на собрании. Они думают, ты просто одержала победу над другой стороной. Голосование было трудным, расхождение всего в два голоса.

– А какие плохие новости?

– Ну, это не столько плохие, сколько неприятные. Мой отец и несколько других членов комитета по защите окружающей среды получили ряд непристойных анонимных писем, отправленных по почте где-то в десяти или пятнадцати милях от города. Отец прочитал мне одно по телефону. Довольно мерзкое.

– Угрозы? – Она вспомнила, как ее толкнули с лестницы.

– Что-то в этом роде, но не совсем так. Все хорошо продумано, нельзя подкопаться с юридической точки зрения. Но очень оскорбительные в то же самое время. И ты упоминаешься в некоторых из них.

– Какая честь! Я польщена.