Благословение имени. Взыскуя лица Твоего

Чужое, иное зрение отпечатывается в нас, по его следу можно найти себя самого. Человек, единственный из тварных существ, способен увидеть свое отражение в глазах другого человека и в зрачке Божием. И, увидев, узнать себя в нем, и, прозрев, коснуться непостижимого. И находить отблеск его повсюду. Кто бы ты ни был: бунтарь, язычник, агностик, вольный стрелок, скептический собиратель истин, скучающий турист по религиям, ты не можешь стереть с себя это отражение, которое может быть спрятанным в иные ценности, рассыпаться по многим лицам. Человек наделен свойством отражаться в Другом, составляющем суть его самого. И более того, весь он как бы собирает свою сущность в этом Другом, в этой невидимой точке бесконечно Иного, которая где-то спрятана в нем, но в которой он выявляется всей своей сутью, душой, жизнью. Эта есть то бесконечно малое семя, в котором Бог присутствует целиком, откуда исходит свет имени Божия или отблеск ока Его.

Он положил око Свое на сердца их, чтобы показать им величие дел Своих (Сир. 17, 7)

Гостеприимство взгляда

Среди русских икон есть образ, который называется «Всевидящее око». Небо и земля предстают здесь в виде широкого полукруга, объятого одним всеохватывающим взглядом. Созерцание словно образует колыбель, в которой, как ребенок, мягко покачивается все творение Божие. Оно собрано в одно видение, кажется, что Господь (остающийся, конечно же, за пределами изображаемого) прижимает его к груди, ласкает, несет в Себе. Взгляд, по замыслу иконописца, вбирает в себя все, что существует, прикасается ко всему, что есть, и, прикасаясь, неким тончайшим образом изменяет природу видимого. Попробуем все же присмотреться к этой перемене. Она происходит во всех вещах, но прежде всего в нас самих, делая нагим наше внутреннее я, лишая его защиты и в то же время словно покрывая «омофором» взгляда.

В том, как мы ходим пред лицем Божиим (Быт. 24, 40), самое важное, изначальное – оставаться под взглядом, исходящим от Лица, быть открытым ему. Свет Лица предшествует звуку слова. Но чтобы воспринять этот свет, надо научиться смотреть самому, надо уметь входить в общение с тем, что у нас перед глазами, начав с самого малого, повседневного. «Я смотрю на дерево, – говорит Мартин Бубер, – я могу воспринять его как зрительный образ, я могу ощутить его как движение: струение соков по сосудам, которые окружают сердцевину, я могу отнести его к определенному виду деревьев, я могу сделать его бессмертным, лишив жизни, если представлю его в виде числа и стану рассматривать его как чистое численное отношение… Однако по воле и по милости может произойти так, что, когда я гляжу на дерево, меня захватывает отношение с ним… Сила исключительности завладела мною».5

Изменяет ли эта исключительность контакта само существование дерева? Я могу лишь сказать, что тот образ, в каком дерево предстает передо мной и смотрит на меня, что-то изменяет во мне. Какие-то зрительные его токи вливаются в мое собственное бытие, остаются и растворяются в нем. Я говорю дереву ты

, и оно входит в интимный круг событий, протекающих где-то в глубине моей жизни. Однако когда я говорю ты моему ближнему, собрату по человеческой семье, «сила исключительности» завладевает мною куда более явно и настоятельно. Весь текучий и недоступный мне объем его личности образует какой-то отпечаток, который густеет во мне, смешиваясь со множеством других отпечатков. Его образ активен, его краски, звуки, сигналы, смыслы предъявляют свои требования ко мне. Сделаем следующий шаг, попытаемся войти в область отношений с Богом и отметим то, что стоит по ту сторону парадокса: взгляд Божий еще менее навязчив, менее притязателен, чем может быть «взгляд» дерева, ручья или горы, и вместе с тем он охватывает меня до последней клетки тела и души. Он не просто примешивается к потоку других взглядов, но пронизывает и изменяет – разумеется, если я откликаюсь ему и готов участвовать в этом изменении, – мое я. Я говорю Ему Ты, но знаю, что Его

ты, обращенное ко мне, первичнее, древнее, мощнее. Оно предшествует всему, что есть во мне, тому, что было и не было прожито. Более того, я открываю самого себя как личность, которой говорят ты, как существо, которое находится под оком Видящего меня. Чье-то видение облекает и предопределяет все наше существование. Когда мы находим себя в поле этого видения, мы приходим к самому удивительному открытию, которое человек может сделать в своей жизни.

Неизбежен вопрос: силой какого познания я прихожу к этому видению? Оно вырастает из моей способности, впрочем, вполне обыкновенной, быть застигнутым взглядом другого. Начало такого познания передано Блоком:

Есть игра: осторожно войти,Чтоб вниманье людей усыпить;И глазами добычу найти;И за ней незаметно следить…