Благословение небес

Элизабет отрицательно покачала головой и прошла в библиотеку. Там она села за письменный стол и составила, как она надеялась, любезно-уклончивое письмо мужу, в котором сообщала, что останется в Хэвенхёрсте, чтобы как следует разобраться с бумагами. Лакей был отправлен немедленно с указанием доставить письмо не позднее, чем через семь часов. Ни при каких обстоятельствах Элизабет не хотела, чтобы Ян выехал из их дома – его дома – и приехал сюда утром или, что еще хуже, вечером.

После ухода лакея нервы ее сдали окончательно. Ей стало казаться, что маятник на старинных дедовских часах в холле раскачивается с какой-то зловещей быстротой, перед глазами вставали смутные страшные картины. Спать, говорила она – себе, нужно поспать.

Она слишком мало спала сегодня ночью, и от этого у нее разыгралось воображение.

Завтра ей придется встретиться с ним лицом к лицу, но это только на несколько часов…

Элизабет мгновенно проснулась, когда на рассвете дверь ее спальни с грохотом распахнулась, и в темную комнату вошел Ян.

– Ну что, ты начнешь первая или предоставишь это мне? – жестко спросил он, подходя к изголовью ее кровати.

– Что ты имеешь в виду? – дрожащим голосом спросила она.

– Я имею в виду, что либо ты начнешь первая и скажешь мне, какого черта мое общество вдруг стало тебе противно, или начну я и скажу тебе, что я чувствую, когда не знаю, где ты и почему не хочешь быть рядом со мной!

– Я оба раза посылала тебе записки.

– Твои проклятые записки оба раза приходили поздно ночью, и оба раза ты сообщала мне, что намереваешься провести ночь вдалеке от меня. Я хочу знать почему!

Он обращается с людьми, как с животными, напомнила она себе.

– Перестань кричать на меня, – сказала Элизабет, дрожа и подтягивая к себе одеяло, чтобы спрятаться от него.

Его брови угрожающе сошлись в одну линию.

– Элизабет? – спросил он, потянувшись к ней.

–Не прикасайся ко мне!-закричала она. В дверях спальни возник Бентнер.

– Что-нибудь не так, миледи? – спросило", храбро глядя на Яна.

– Убирайся отсюда и закрой эту чертову дверь с другой стороны! – в бешенстве заорал Ян.

– Оставь ее открытой, – нервно попросила Элизабет, и отважный дворецкий в точности выполнил ее указание.

В шесть шагов Ян достиг двери и захлопнул ее с такой силой, что треснула дверная коробка, и Элизабет затрясло от ужаса. Когда он развернулся и двинулся к ней, она попыталась убежать, но запуталась в одеяле и осталась на месте.

Ян увидел этот страх в ее глазах и остановился в нескольких дюймах от кровати. Он поднял руку, она попыталась увернуться, но его рука легла ей на щеку.

– Дорогая, что это? – спросил он. От этого голоса ей захотелось зарыдать у его ног – от этого низкого бархатного голоса и красивого с резкими чертами лица, которое она обожала. Она готова была умолять его сказать ей, что все сказанное Робертом и Вордсвортом – ложь, все – одна сплошная ложь. «От этого зависит моя жизнь, Элизабет, и твоя тоже. Не подведи», – сказал ей Роберт. Но в этот момент слабости она действительно была готова признаться Яну во всем, и пусть он потом убьет ее. Это было бы лучше, чем жить, терзаясь воспоминаниями о том, в какой лжи они жили, лучше, чем жить без него.

– Ты заболела? – спросил он, хмурясь и пристально вглядываясь в ее лицо.

Ухватившись за это объяснение, она яростно закивала.

– Да. Я не очень хорошо себя чувствую.

– И поэтому ты поехала в Лондон? Чтобы сходить к доктору? Она снова кивнула, и к ее ужасу и смятению, он начал улыбаться – той ленивой нежной улыбкой, от которой все в ней начинало трепетать.

– Ты ждешь ребенка, любовь моя? И поэтому ведешь себя так странно? –

Элизабет молчала, раздумывая, что ответить, и решила сказать «нет». Если он будет считать, что она носит его дитя, найдет ее на краю света.

– Нет! Он… доктор сказал, что это просто… просто… нервы..

– Ты слишком много работала, – сказал Ян, являя собой образец заботливого и любящего мужа. – Тебе нужно больше отдыхать.

Элизабет больше не в силах была это выносить – ни этой притворной нежности и заботы, ни воспоминаний об изрезанно рубцами спине Роберта.

– Я хочу спать, – сказала она натянутым голосом. Одна, – добавила

Элизабет, и его лицо побелело. Словно она дала ему пощечину.

Всю свою сознательную жизнь Ян привык полагаться на свою интуицию почти так же, как на свой интеллект, и потому сейчас ни верил ни ей, ни собственным предположениям. Его жена не хочет его в своей постели, она шарахается от его прикосновений, две ночи подряд она провела в отдалении от него, и – что самое страшное – на бледном лице ее были написаны страх и признание вины.

– А ты знаешь, что думает мужчина, – произнес он ровным голосом, за которым не чувствовалось боли, пронзающей его сердце, – когда жена проводит ночь вдали от него и по возвращении отказывается спать с ним в одной постели?

Элизабет покачала головой.

– Он думает, – бесстрастно сказал Ян, – что его место в этой постели занял кто-то другой.

Ее бледные щеки запылали гневным румянцем.

– Ты покраснела, моя дорогая, – ужасным голосом сказал он.