Благословенный

— А я полагаю, всё к лучшему! — заявил вольнодумец Крейн. Этот лифляндский немец, идя вразрез с мнением своих товарищей, всегда сочувствовал парижским революционерам. — Александр Павлович известен благоразумием и отвагой. Он всегда благоволил флоту, и нам, господа, следует ожидать особого внимания к себе. Подозреваю, мы на пороге больших событий, возможно, призванных затмить даже Выборгскую победу!

— Ну, в одном с вами можно согласиться — Россия выдержит и не такое. А как тут у вас обстоят дела, господа? Мы слышали про происки англичан!

— Да, эскадра адмирала Джервиса серьёзнейшим образом блокирует наши перевозки, хоть и делает это под предлогом борьбы с французской контрабандой! А в Петербурге что слышно?

— Дело с англичанами плохо, — ответил Чичагов, — и, как говорят, движется к разрыву. Английские дипломаты повлияли на султана с тем, чтобы он разорвал договор о свободном плавании русских кораблей через Проливы. Известно, что англичане пытались возбудить вражду к нам в Дании, Пруссии и Швеции. До открытого разрыва дело не дошло, но всё к тому идёт. Да что там говорить — и я сам, грешным делом, враждую с англичанами. Буквально в день отплытия у меня была дуэль с контр-адмиралом Нельсоном!

— Неужели! Вы стрелялись? Как это случилось? — со всех сторон посыпались вопросы.

— Он оскорбил моего батюшку, адмирала Чичагова, заявив, что возглавляемый им флот не сыграл никакой роли в битве под Выборгом, и сделал это в компании множества морских офицеров и кадетов Морского Корпуса. Я, признаться, вскипел и ответил ему чуть резче, чем это позволяют правила приличия…

— И что же? Чем всё закончилось?

— Пистолет, в шести шагах. Он попал мне в плечо — рана зажила лишь совсем недавно, — а я, кажется, угодил ему в живот. Даже не знаю, жив ли он теперь!

— Гораций Эдмундович, как я слышал от Ушакова, безмерно хвастлив, но дело своё знает — неодобрительно заметил Пустошкин. — Будет жаль, если он погиб. Ладно, господа, — продолжил он, поднимаясь. — Теперь отдыхайте, а утром, господин капитан-командор, разрешите показать вам нашу Мальту!

И Павел Васильевич был оставлен ночевать на деревянной постели почтенного падре, снабжённой могучим балдахином на четырёх столбах итальянского дуба.

Солнечное утро сразу же дало понять, что день будет жаркий. Южный сирокко нагонял жару африканских пустынь, наполняя воздух бежево-жёлтой пылью.

— Как явственно чувствуется здесь Африка! — заметил Чичагов. — Казалось бы, Севастополь в Крыму — тоже южный город, но какова разница! Здесь солнце будто бы давит на тебя, стремясь растопить, как восковую свечу…

— Вы правы, Ваше Высокородие, Мальта расположена в 50 милях от Сицилии и в 150 — от берегов Африки, но кажется, что от Африки здесь много больше, чем от благословенной Италии! — подтвердил Павел Васильевич.

— Каковы размеры сего острова? — спросил Чичагов, любуясь в окно залитой солнцем равниной.

— Примерно 20 миль в длину, 10 в ширину, и 45 миль в окружности. Западный и южный берега, как вы могли видеть, обрывисты, но на северном и восточном очень много бухт и прекрасных якорных стоянок. Есть ещё остров Комино, совсем небольшой, расположен между Мальтой и Гоцо. Остров Гоцо, к северу отсюда, имеет 8 миль в длину, 5 в ширину, и 20 в окружности. Население всех трех островов составляет примерно 100 000 душ!

Павел Васильевич с интересом осмотрел наши укрепления в районе гавани Меллиха. Казармы для солдат и матросов, несколько батарей, короткий мол — всё, что удалось выполнить за истёкшие полтора года.

— Очень тяжелый тут грунт. Все работы идут с неимоверным трудом! — пожаловался Пустошкин.

После обеда отправились на встречу с Джулио Литта, ещё вчера, сразу по прибытию, отправившегося в Орден.

Сначала пришлось выяснить, куда именно отправился Юлий Помпеевич. Дело в том, что у Мальты два главных города: древней столицей является Нота́биле — «Знатный Город», находящийся в центре острова, и новая столица — Ла-Валетта, основанная в 1566 г. на берегу самой прекрасной бухты в Европе.

Выяснили, что Литта в Ла-Валетте, во дворец гроссмейстера, и по полуденному солнцу отправились туда в скромном экипаже контр-адмирала. Им предстояло пересечь весь остров.

Дорога петляла среди каменистых холмов, покрытых чахлой растительностью. Иногда попадались рощи апельсиновых и оливковых деревьев, возделанные поля, покрытые какой-то зеленью.

— Что они тут сажают? — поинтересовался Чичагов, постоянно озиравшийся по сторонам.

— Местные нивы весьма изобильны. Растет почти всё, что только известно в Средиземноморье, но главным произведением является хлопок, почитаемый лучшим во всём в Леванте!

Благодатный остров был густо населён. Не было минуты, чтобы в поле зрения путешественников не находилось какой-либо постройки — каменного дома на холме, небольшой деревушки или даже городка. Наконец, впереди вновь появилась линия моря и большой город.