Благовест с Амура

— Ничего, Иван Николаевич, вылечим мы ваших матросов, — заявил Завойко, — но и вы нам помогите. Я получил сведения, что Петропавловский порт скоро будет атакован англо-французской эскадрой, возможно, той самой, от которой ушли вы. А у меня гарнизон — сто двадцать пять человек с кремневыми ружьями, и ни пушек, ни артиллеристов нет. И что прикажете делать?! Сдаться на милость победителей — это какой же будет конфуз Российской империи! Сражаться — значит, умереть и все равно отдать город врагу. Мы ждем помощи с Амура — там должен состояться сплав войск и снаряжения, — но придет ли она? Пропустит ли караван Китай, сможет ли он пройти весь маршрут без потерь, сколько нам выделят солдат — что ни вопрос, то восклицание, прошу простить за каламбур. Я полагаю, Иван Николаевич, что в этих обстоятельствах «Авроре» следует остаться здесь; по большому счету, это нужнее, чем состоять в эскорте адмирала Путятина. Его миссия в Японии важна, конечно, однако оборона морской базы важнее.

— А вы уверены, ваше превосходительство, что наших общих усилий будет достаточно для защиты города и порта? — осторожно спросил капитан-лейтенант.

— Я уверен, что шансов у нас будет много больше. А нет — так что ж? — все мы смертны, зато умрем за царя и Отечество в бою, не сдавшись на милость победителя.

— А вон и мои офицеры идут, — увидел в окно Изыльметьев поднимающихся к дому моряков. — Позвольте, Василий Степанович, мне подумать и посоветоваться с ними?

— Разумеется, разумеется. Однако надеюсь после обеда услышать ваше решение.

4

По большинству голосов офицеров «Аврора» осталась в Петропавловске. Больных членов экипажа отправили в санаторию, открытую, кстати, два года назад усилиями губернатора в Долине гейзеров; там успешно лечились от разных болезней, в том числе и от проказы, которая была бичом местного населения. Остальные, вместе с гарнизоном и населением, взялись за сооружение и обустройство береговых батарей, тех самых, расположение которых определил еще пять лет назад генерал-губернатор Муравьев. Для их вооружения с «Авроры» сняли все пушки правого борта, сам же фрегат поставили за косой Кошкой (которая отделяла Малую губу от Большой, Авачинской) левым бортом к заливу, превратив его таким образом в плавучую батарею.

А на следующий день в гавань пришел корвет «Оливуца» под командой капитан-лейтенанта Назимова; старшим офицером на нем был давнишний знакомый Завойко по Амурской экспедиции — капитан-лейтенант Чихачев. Корвет доставил распоряжение Муравьева о подготовке Петропавловска к обороне.

— Нет, вы только посмотрите, Аполлон Давыдыч, — сердито сказал Завойко своему правителю канцелярии, — наш главноначальствующий пишет так, будто я ничего не смыслю в обороне. Сделайте то, сделайте это…

Лохвицкий сокрушенно покачал головой — не поймешь, то ли поддакнул губернатору, то ли не согласился с ним. Однако, поразмыслив, Василий Степанович сам осадил свою сердитость:

— Впрочем, похоже, напраслину я возвожу на Николая Николаевича: он же сам настоял на том, чтобы Петропавловск был главным нашим портом на Тихом океане, вопреки мнению Невельского. И вообще, постоянно в колокола бьет, добиваясь укрепления нашего положения, — только столица не больно-то к нему прислушивается.

Задерживаться в Авачинской бухте Назимов не стал — корвет был единственным скоростным кораблем Охотской флотилии и служил связным между Камчаткой, Амуром и Аяном.

— Пушками не поделитесь? — спросил Назимова на прощанье Завойко. — У меня семь батарей, а пушек всего двадцать.

— Вынужден отказать, ваше превосходительство, — твердо ответил Назимов. — Корвет в любой момент может встретиться с противником, и там каждая пушка будет на счету.

— Понимаю, понимаю, — задумчиво пощипал седоватые усы генерал-майор. — А офицерами? Я формирую несколько стрелковых партий, часть из них — гражданские волонтеры, около сорока человек русских, восемнадцать лучших местных охотников, но обучать их и командовать некому — только мичманы да гардемарины. Вот Николай Матвеевич Чихачев просится…

— Чихачева не дам! Вы поймите, Василий Степанович, — смягчил отказ Назимов, — Николай Матвеевич — моя правая рука. И вообще, сколько на корвете офицеров!

Однако одного губернатор все же «отвоевал».