Благую весть принёс я вам (СИ)

Люди, изумлённые, потрясённые, не могли более сдерживаться: от одного к другому побежало роковое слово, оно делалось всё слышней и слышней, набирало мощи словно осенний мороз и наконец взмыло над общиной как выпущенный на волю рябчик. Изгнание - вот единственный выход. Только так можно было очиститься от скверны и вернуть милость Огня. И люди повторяли это слово на все лады, с трепетом, но в то же время и с облегчением - они нашли причину несчастий! Вот она, стоит перед ними, бессильно сжимая кулаки, и глядит исподлобья на родичей. Вот он, ядовитый корень, который так долго прятался в земле. Теперь-то уж его вырвали - навсегда.

Головня сидел подавленный, не поднимал глаз, кусал губы. Краем уха он слышал голоса Сполоха и его мачехи - те пытались отстоять вождя, валили всё на Искромёта. Но Отец был неумолим: изгнать обоих, и никаких поблажек. О Головне с Рдяницей не вспоминали - впрочем, загонщик понимал, что и до них доберутся. Лучше было помалкивать, авось простят. Мечта об Искре окончательно развеялась, как дым. Всё сыпалось, и надежда иссякла. Отныне он - отверженный, его удел - молить Отца о прощении. Наступить на горло собственной песне и склониться перед стариком. Перед тем стариком, который отнял Большого-И-Старого, который обругал его за реликвию, который встал меж ним и Искрой. Проклятым подлым стариком, причинившим ему столько несчастий. Пройдёт немало зим, прежде чем люди перестанут говорить о нём: "Приспешник еретиков". А семья? Где найти теперь девку, которая согласится выйти за него, опозоренного? Живой мертвец - вот кем он был отныне. Говорящий труп.

Глава пятая

Они уходили. Провожаемые молчанием и сдавленными рыданиями, они шли, не оглядываясь, сломленные внезапным несчастьем. Никто не желал им удачи, не благословлял их в путь, каждый понимал: они уходят навсегда. Вождь, могучий вождь, бросавший вызов самому Отцу, отныне был презренным изгоем, падалью, гниющей в зловонной яме. А Искромёт - жизнерадостный плавильщик, острослов и балагур, теперь был мерзким отщепенецем, обманувшим доверие тех, кто приютил его.

Они уходили. Исторгнутые из бытия, оба теперь становились ходячей нежитью - сердца их ещё бились, но души были мертвы. А над их головами, словно в издёвку, разбегались тучи и прояснялось небо - Огонь спешил насладиться победой над недругами. Демоны ветра и мороза не реяли больше над тайгой, а прижались к земле, устрашённые словами Отца Огневика: "Пусть разметает вас дыхание Подателя Жизни! Пусть останки ваши станут добычей червей и кровососов, а души ваши да терзаются вечно в чертогах Льда!". Так он сказал вождю и Искромёту, и наложил на них неодолимое заклятье, словно выжег клеймо: "Отвергнуты раз и навсегда".

Им глядели вслед до тех пор, пока они не исчезли в зарослях ветвистого тальника, щетинисто пересекавших речную долину. Зольница, Сполохова мачеха, каталась в ногах Отца Огневика, умоляла простить непутёвого мужа - старик не отвечал, только неотрывно смотрел вдаль и сжимал в правой руке резной посох с костяным набалдашником. А когда изгои окончательно пропали с глаз, старик вздохнул и направился к себе в избу. Вслед за ним начали разбредаться и все остальные. Спустя короткое время на месте собрания остался один Головня. Он сидел на снегу и, скрипя зубами, сжимал и разжимал кулаки в истёртых рукавицах. Мысли сковал странный паралич - они вязли как лошади в трясине, ни туда, ни сюда. Головня перебирал их снова и снова, точно рыбёшку, подвешенную над очагом, и не мог остановиться на какой-то одной. Так и сидел он, потрясённый случившимся, пока кто-то не пихнул его в плечо. Головня поднял глаза - над ним нависал Огонёк.

- Дед это... ну, хочет тебя видеть.

- Зачем я ему?

- Его спросишь. Он сказал - привести.

Вот оно, начинается. Сейчас старик, как бывало, начнёт вкрадчивым голосом выворачивать ему душу: "Ну что, Головня, как нам с тобой поступить? Может, подскажешь что-нибудь?". Ах, как же вынести эту муку? Как не сойти с ума?

Неимоверным усилием воли он заставил себя встать и, не поднимая лица, поплёлся за внуком Отца Огневика. Всё опостылело, незримая тяжесть камнем навалилась на шею.

В жилище Отца, кроме него самого, была ещё Ярка - ворошила угли в очаге. Светозар утопал в мужское жилище выгребать запрятанные вещи древних - старик решил не тянуть с этим делом, навести порядок в общине. У девок тем же самым занялась Варениха, мерзкая бабка, больше всех падкая на реликвии. Замаливала грехи ретивостью.

Старик сидел на ближних ко входу, почётных, нарах, расположенных в левом углу, и сумрачно глядел на Головню. Возле него, чуть в стороне от окна, стоял столик - редкостная вещь, почище "льдинки", выменянная у гостей на пять пятков соболиных шкурок. Прямо над Отцом на угловой полочке выстроились раскрашенные деревянные фигурки работы Жара-Костореза, изображавшие Огонь и добрых духов.