По делу в благовестии не приходится сомневаться и вопрошать. Где двое коллегиально собираются во имя Его, там и Он рядом с ними. А если их по ходу общелюдских дел не два и не три человека, но сотни, тысячи, миллионы? И в будущем неуклонно умножатся тысячи миллионов во множестве городов-полисов, кесарских царств земных или в одном всевеликом, вселенском доминате. Уяснят ли они цивилизованно, политически все вместе Предопределение во святых? Станут ли далекие потомки лучше, полнее, глубже, проникновеннее, нежели временем отдаленные предки, в откровении понимать, связуя с собственным улучшенным развитым сосуществованием, вечные неизменные заповеди-тестимонии Господни?..
Обо всем этом и многом другом Августин писал и прежде, размышлял о взаимосвязях, задавал себе тому подобные религиозно-философские вопросы; старался пророчески разрешить их по мере той веры, устремленной к познанию, какую уделил ему Господь. Со всем тем на шестьдесят седьмом году земного бытия можно кое-что пересмотреть, а кое-чего добавить, развить, углубить…
Замысел нового многокнижного труда о приложении к добродетельному и благотворительному Граду Земному всего, заповеданного Богом, о понимании прореченных путеводных истин в провозвестиях Ветхого и Нового Заветов у Августина понемногу созрел в умудренном прошедшими годами порядком преклонном возрасте. Сколько лет на размышление и сочинительство ему отпустит Господь, он не знал. Но всемерно уповал на помощь Его, ясность мысли, остроту стиля и пронзительность разума, которому вроде бы еще не грозят старческое слабоумие, тупое недомыслие и недоразуменное болезненное бессилие.
Истинно сила в познании и в осознании умной души в Боге!
Дай, Господи Боже мой! В малом увидеть великое, чтоб и впредь так оно посильно и разумно познавательно складывалось, получалось. Ведь труд-то предстает немалый — вновь двадцать с лишним книг, назовем их «Зеркалом». И столь же зеркально хорошо бы соорудить пять-шесть фолиумов «Книжного пересмотра».
Как ныне на грех первородный, всякое время года и сами годы несутся вскачь без удержу. Но и на то воля Божья… Вслед за Рождеством и Крещением, смотришь, на носу Пасха Христова, за Рождеством Богоматери сызнова осень. Скажем так, у стариков всегда осеннее существование и состояние, покуда не придет зимняя омертвелость. Где гроб, там и саван. И оба предмета надлежит предуготовить предусмотрительно…
По прошествии года, может, полутора после появления в его ближнем кругу красноречивого отца Аксиона, епископ предложил ревностному диакону Гераклию во благо читать и предметно комментировать Евангелия прихожанам Павловой базилики.
Сколь припоминается явственно, раньше-то наш ученейший секретарь от такой чести принципиально отказывался, ссылаясь на молодость и неопытность. Зато теперь молодчик ухватился обеими руками за паству и новозаветные писания. Да и судейство одному, другому, видимо, благоприятно поспособствовало…
Минули два-три года, волею Божией безвременно скончался избранный настоятель Павловой базилики отец Эмиллий. Само собой способно, согласно мудрецу Хилону из Лакедемона, о покойном только хорошее, но из других сентенций по поводу тоже слова не выкинешь.
Чего тут ни скажешь, если боязливец Эмиллий поддался безрассудному страху? Понесла его нелегкая, собственно, лошадь; несчастный поводья растерял, в седле не удержался и на ровном месте бряк наземь, словно мешок с отрубями. Постыдно свернул на сторону шею, посох переломил пополам.
Хотел он, ободрясь во всем, походить на своего предстоятеля, включая верховую езду, да не все вышло в тишь да гладь. О благодати и помина нет.
Помнится, Гераклий назвал Эмиллия моей полуденной тенью. Мол, отчетлива она, резка по краям, но, увы, слишком коротка…
Тем не менее, отбрасывать тень на память покойного, мы не станем. Мир праху его…
Отпевание и погребение святого отца Эмиллия состоялись чином наидостойнейшим многая клиром и притчем церковным при большом стечении верующих и любопытствующих. Также достопамятно почтил покойного и святейший прелатус Алипий Адгербал из Тагасты.
Назавтра, не откладывая еще более важного дела и занимательного зрелища, избрание нового настоятеля храма взамен умершего епископ Августин устроил по-старинному, по жребию, положившись на волю Божию. В этом-то благочестивая паства, собравшаяся на выборы в изрядном кворуме, нисколько не могла усомниться.
Нацарапав острым костяным стилусом на деревянных тессерах провозглашенные имена пресвитера Статилона и диакона Гераклия, он положил два жребия в серебряную чеканную чашу, встряхнул ее хорошенько, затем протянул епископу Алипию, как былому настоятелю базилики Святого апостола Павла. Тот, нимало не колеблясь, вынул один из тайных жребиев и сразу же огласил его:
— Радуйтесь, братья и сестры, приветствуя пресвятейшего Гераклия, ныне настоятельствующего служителя вашего. Ведите же избранника Божия к апостольскому таинству рукоположения…
Впрочем, святому отцу Статилону тоже предстояли избрание и жребий, но несколько месяцев погодя на кафедру епископа в Тибилисе, откуда он родом.