— Хорошо. На том и порешим. А теперь нам надо изготовить подводы. Повезёте раненых на них.
Несколько часов мы сооружали что-то наподобие саней и к вечеру все было готово.
— Идёт! — закричал Егорка.
Он сидел на бочке с засоленным омулем.
Через белоснежное поле в уходящем свете солнца, спрятавшегося за тёмно-синими тяжелыми облаками, шла одинокая фигура шамана.
— Один! — снова прокричал Егорка.
— Запрём его в часовне, — предложил Добрыня.
— Да ты что! — возмутился кто-то из ратников. — Они и так освящённую землю осквернили, а ты говоришь…
— Тихо всем! Расходись по постам, — приказал Тур.
Шаман, наконец, доковылял к нам и, с насмешливой маской на лице, подошёл к сотнику, мол, не ждали.
— Пойдёмте, я покажу ваших бойцов, — сказал Тур и провёл шамана на задний двор, где на окровавленном сене виднелись сложенные тела гоблинов, а кое-где и их разорванные части.
Собаки засеменили следом за своим хозяином. Своё внимание они теперь больше уделяли гоблину, нежели мне.
Маква посмотрел на тела, и лишь краем глаза окинул раненых. Мне даже показалось, что в его лице просквозило презрение к пленным.
Мы к ним старались относиться терпимо, даже носили еду, но турора демонстративно не прикасались к ней. Воины сидели прямо на снегу, исподлобья поглядывая на нас.
Шаман несколько минут перекидывался словами с пленными, а потом, демонстративно отвернувшись от них, коснулся рукой мертвецов и долго-долго так стоял.
— У меня есть ещё одно условие, — сказал он, резко поворачиваясь к сотнику.
— Какое? — хмуро спросил тот.
— На похоронах должен присутствовать он, — тут Маква указал своим грязным пальцем в мою сторону.
— Почему это? — возмутился Тур.
— Так хочет Боранн.
— Мне мало волнует, чего хочет ваш языческий бог, но условие неприемлемо.
Тур стал между мной и шаманом, словно отгораживая.
— Что ты скажешь, воин? — крикнул Маква. — Почтишь ли память убитых тобой?
— Я хоть и не истинный воин, как его понимают мои товарищи, но люблю сражаться, — чуть подумав, ответил я. — Скажу без лишней скромности, сие у меня выходит неплохо… Возможно, боги создали меня именно для этой цели.
Шаман слушал, не перебивая.
— Если ваш Боранн желает посмотреть на того, кто одолел его воинов, то это одно. В таком случае, я пойду. Но если он желает моей гибели, то, клянусь своим покровителем Аргом…
— Мы и так видим, что ты… необычный человек, — сказал Маква. — Тебя благословил дракон своим огненным дыханием. Это древняя магия. Я слышал о подобном ещё от предыдущегоо Белого шамана.
— Чья магия? — выступил я из-за спины Тура.
— Я не ведаю. Может, новый Белый шаман знает…
— Где его можно найти?
Маква неожиданно удивился, но тут же взял себя в руки:
— Он в нашем селении.
Сотник явно не понимал, о чём мы говорим. Он приподнял левую бровь, поглядывая на меня, словно ожидая объяснений.
— Хорошо, — сказал я. — На похороны придти согласен, но хочу встретится с вашим Белым шаманом.
Маква поднял вверх правую руку в знак согласия. На том и порешили.
Поутру отряд собрался в путь. С такой ношей до Молотовки ему придётся добираться дня три, не меньше.
Сотник забрал два «рубина» и один из них протянул мне.
— Одень, пока. Авось ещё нам сгодятся.
Я набросил на шею шнурок и спрятал оберег под кольчугой.
И своих собак, и испуганного Егорку Тур отослал вместе с ратниками.
Паренёк растеряно смотрел на «тятю», не решаясь идти с остальными. Смотрел как те люди, у которых вдруг отбирают нечто важное, и отбирают навсегда. Сотник горячо обнял Егорку и насильно оттолкнул от себя.
— Иди. Не рви сердце старику.
Тогда к мальчишке подошёл Игорь, взял его за руку и потянул за собой. Сотник отвернулся и стал деловито что-то рассматривать. Но я успел увидеть, как в густую белую бороду опустились несколько слезинок.
Ещё труднее, оказалось, расстаться с собаками. Они сели на задние лапы и уставились на хозяина, заглядывая прямо ему в глаза. Тур, я видел, старательно отводил взгляд, при этом сердито бурчал, демонстративно топая ногой по земле.
— Идите. Идите, я сказал!
А псы даже не шевелились. Они всё пытались заглянуть ему в глаза. А потом, как по команде повернули морды ко мне. Несколько секунд мы с ними переглядывались, и они, понурив свои мохнатые головы, пошли вслед уходящим вдаль ратникам.
За все время, собаки даже не обернулись и Тур как-то облегчено вздохнул. Я видел, как он поднял глаза к небу и что-то забормотал себе под нос. Потом чуть скованными движениями осенил знамением уходящих людей и направился ко мне.
Данная сцена прощания совсем меня не тронула. Даже, скажу больше, рассердила.
Я, конечно, не осуждаю сотника, но к чему такие «сопли»? Неужто тут кто-то помирать собрался? Прощается, как будто навсегда!
Тур поднял на меня взгляд, и хмуро прошёл мимо.
Старик, какой он уже старик. А раньше, пожалуй, не поддался бы печали. Чем меньше времени нам остаётся на жизнь, тем сильнее становится наша привязанность к ней. Любая мелочь становится важной.
Я это понимаю, но в сердце у меня ничего не ёкнуло.