Я понимающе кивал, пока Лоренс вел свой рассказ, понизив голос, однако связь между этой историей и Элкомбом оставалась для меня совершенно неясной.
– Дела шли все хуже. Пришлось съехать в трущобы на реке Флит. Там вдове пришлось бороться за то, чтобы с нее и детей не сорвали последнюю одежду. И вот одним прекрасным утром двое сыновей, младший из которых уже твердо держался на ножках, гуляли на улице. Может быть, старший развлекал малыша тем, что рисовал палкой на грязи, или учил считать крыс, бесстрашно шныряющих по набережной. Эти твари выглядели гораздо более упитанными и довольными, чем изгои общества, жившие по берегам этого зловонного потока.
– Да, мне известно это ужасное место, – кивнул я. – Но что же было дальше?
– А вот чтобы узнать, Ник, нам следует подождать окончания истории. Смотри.
Он кивнул в сторону зрительских ярусов, к этому моменту уже заполненных, за исключением центральных рядов, отведенных для жениха, невесты и их родственников. Я был так увлечен рассказом Лоренса, что почти позабыл о публике. Но только почти. Ни один актер не может забыть о своих зрителях.
– Вот и подошел наш час, – сказал Сэвидж и скользнул в сторону.
Я был возмущен. Наверняка он прервал свое повествование на самом интересном месте, чтобы я еще больше захотел услышать его окончание! По-прежнему я не видел никакой связи между Элкомбом и маленькими Сэвиджами, – ведь было очевидно, что старший сын вдовы это сам Лоренс. Однако обсуждение и впрямь следовало отложить на потом, поскольку приближался Томас Поуп в костюме Пака, с целью дать нам последние наставления и приободрить. Особенно внимателен он был к детям, открывавшим представление танцем фей и эльфов.
Фанфары возвестили приход Элкомбов и Морлендов, и это был сигнал к началу спектакля.
Я ждал своего выхода, и пока Ипполита и Тезей ворковали о том, как же долго тянется время перед их свадьбой, я окинул быстрым взглядом публику в поисках Кэйт. Да, вот она, сидит рядом с отцом в одном роду с Элкомбами. И вновь я почувствовал, как меня охватывает дрожь, но, клянусь, на этот раз не из-за волнения перед игрой, но из-за присутствия Кэйт. Она еще ни разу не видела меня на сцене, но я тут же осек себя: вряд ли ей было до этого какое-то дело. И потом, у меня уже не осталось времени для сердечных переживаний, я должен был выйти на освещенную золотом зелень в роли страдающего от любви Лизандра.
Итак, представление началось. Переплетенные судьбы влюбленных, их блуждания по лесу, где извилистые тропинки знаменуют запутанный путь, которым идут люди, преследуя свои желания, вмешательство Оберона и Титании, обладающих силой богов и слабостью к смертным, особый взгляд на проблему любви грубых ремесленников – все это оказалось прекрасным десертом для пиршества. Строки мастера Шекспира приятны слуху своим сладкозвучием, но есть в них и терпкость – результат наблюдений и опыта.
По мере развития действия небеса сворачивали золотой покров дня, чтобы спрятать его в темном ночном ларце. Но поскольку был июнь, смена освещения шла плавно и постепенно. И даже когда вся любовная путаница разрешилась и порядок был счастливо ознаменован свадебными торжествами, запад все еще хранил сияние света, тогда как с противоположной стороны полная луна – этот бледный гость нашего праздника – снисходительно смотрела вниз.
После того как Пак произнес финальную реплику –
– Ну, как я сыграл? – кинулся ко мне Кутберт, едва мы оказались за «кулисами», если можно так сказать.
Дрожащее пламя нескольких факелов давало мало света – луна справлялась лучше. Здесь мы переоделись в повседневное и сдали сценические костюмы Джеку Хорнеру. Поскольку труппа гастролировала, гардероб «на выезд» предоставлялся менее роскошный, чем для сцены «Глобуса». По сути, это была смесь более дешевых костюмов из кладовых театра и нашей собственной одежды. Ко всему прочему, мы могли не хлопотать над гримом, ведь слабый вечерний свет не мог сравниться с ослепительным освещением лондонских подмостков.
– Как я сыграл? – повторил Кутберт в нетерпении, свойственном всем новичкам. – Я был неплох?