Бледный гость

На Пэрэдайза он также произвел огромное впечатление, слова едва ли могут это описать. Если вы без конца играете то Бога, то Авраама или Моисея, естественно, в конце концов вам начинает казаться, что все вокруг должны вас непременно уважать и чтить. Питер сделал шаг назад и воздел руку, как тогда в Солсбери, когда собирался пометить печатью греха лоб Каина. Но Освальд был непоколебим.

Тогда Пэрэдайз прибег к последнему предостережению:

– Говорю тебе, дворецкий, как Господь Бог покарал твоего хозяина, так Его десница настигнет и тебя, в самый неожиданный момент. Стрелы времени в руках нашего небесного покровителя, и ни один смертный не в силах отнять у него лук.

Иден никак не отреагировал на эти грозные поэтические излияния. Поэтому «святоша», смирившись с тем, что ему не удастся запугать этого человека, обошел его и вышел из амбара. Следом – Пол и Филип. И вновь в амбаре раздался всеобщий вздох, на этот раз – облегчения и отчасти сожаления, что за словесным «побоищем» не последовало рукопашного (случись такое, я бы поставил на Освальда).

Дворецкий, похоже сам неплохо разбиравшийся в театральных эффектах, выждал паузу, прежде чем одарить суровым взглядом притихших работников. Люди не смели смотреть ему в глаза.

Устало и с презрением он вымолвил:

– Вы, глупые ленивые твари, отправляйтесь работать.

Смиренно, будто пристыженные школьники, люди двинулись к выходу. Я ждал в стороне, желая показать, что к ним не отношусь. С минуту Освальд рассматривал меня, но, когда я уже чувствовал, что более не выдержу его взгляда, он отвернулся и ушел.

По дороге обратно я вновь и вновь мысленно возвращался к тому, что увидел и услышал. День стоял тихий, теплый, щебетали птахи, но душа моя находилась под гнетом недавних событий.

Я имею в виду убийство лорда Элкомба. Я не переставал обдумывать то, чем поделился с Фиддингом, в частности предположение, что Элкомб хорошо знал убийцу, поэтому и подпустил его так близко. Но, как показала мне сцена в амбаре, расстояние между врагами тоже может быть незначительным, особенно когда вот-вот начнется драка.

Последние слова Питера въелись мне в память. Все эти стрелы времени и карающие десницы… Ерунда, конечно, у времени нет стрел. Время – это ничто, хотя и забирает у нас все, что мы имеем. Но некое подобие стрелы было у солнечных часов – гномон. Если нам вдруг понадобится отыскать стрелу времени, то в результате мы доберемся до солнечных часов. Только ли случайностью был этот образ, использованный Пэрэдайзом? Или же подспудным намеком на то, как умер Элкомб? Если так, то это было вызвано лишь личным отношением к гибели лорда самого Питера. Он явно не скорбел о кончине богатого безбожника.

Вот что еще беспокоило меня: если вы постоянно играете Бога, сколько раз предстоит это проделать, прежде чем действительно сыграть его? Легко ли войти в образ наместника Господа, обладающего властью посылать стрелы времени в намеченную цель? Вернее, трудно ли? Оборвать жизнь, которую вы – вернее, Бог – считаете недостойной?

Я остановился посреди небольшого пролеска, являвшегося зеленой границей поместья. Неужели я серьезно считаю, сказал я себе, что Пэрэдайзы взяли на себя роль судей, чтобы приговаривать и наказывать? Я огляделся. Недалеко находился домик Сэма, где я обнаружил веревку Робина. Если так, если эта «святая троица» возомнила себя карателями Господними, то при чем тут был слабоумный из леса? Видите ли, я исходил из мнения Филдинга, что обе смерти каким-то образом связаны, и мое собственное чутье подсказывало мне то же.

Внезапно я вспомнил бессвязную болтовню Робина о дьяволе. Называть дьяволом того, кто считает себя Богом на земле, – весьма обидно. Достаточно обидно, чтобы захотеть заткнуть обидчику рот. Не так ли? Пэрэдайзы весьма ловко управлялись с веревками и ремнями, не хуже моряков, снующих по реям и мачтам. Когда они прибыли сюда? До или после того, как обнаружили тело Робина? Немного раньше, я был уверен. И где-то на краю моего сознания возникли кое-какие мрачные подозрения.

В этот момент со стороны донесся смех и звуки какой-то возни. Я насторожился, но потом понял, в чем дело, и успокоился. Не узнать густой, низкий хохот, перекрывавший тонкое хихиканье, было невозможно.

– Уилл? – решил я удостовериться.

Короткий девичий взвизг, потом тишина, потом мужской голос в ответ:

– Ник?

– Нет, лесной дух, намеренный пресечь ваши безнравственные делишки.

– Проваливай, Ник. Нам с Одри надо обсудить кое-какие сплетни.

Новый взрыв смеха. Похоже, как ни тяжело Одри переживала смерть хозяина, она быстро оправилась.

Я пошел прочь. Знание того, что некоторые вещи неподвластны стрелам времени, весьма обнадеживает.

Обстановка в поместье день ото дня становилась все более гнетущей. Внезапная смерть Элкомба сковала всех нас наподобие того, как особняк был увешан черными полотнищами и лентами. Несмотря на всю красоту этого места, в самом его сердце таилось что-то страшное, что-то нечистое, как я недавно сказал Кэйт.