Бледный преступник

Прошло несколько минут, прежде чем я решил, что уже можно идти. Я подошел к окну и поднял раму. Попав в туалет, я тут же пожалел, что у меня не было с собой противогаза - вони хватило бы на целую проктологическую клинику. Я полагаю, именно такие моменты имеют в виду полицейские, когда говорят, что у них вонючая работа. Даже за те деньги, что мне платят, стоять в туалете, где только что опорожнили кишечник в каких-то чудовищных размерах, удовольствие точно ниже среднего.

Ужасный запах заставил меня покинуть туалет быстрее, чем этого требовали соображения безопасности, и я чуть было не попался на глаза самому Вайстору, который, еле передвигая ноги, прошел мимо открытой двери туалета через прихожую в комнату напротив.

- Ну и ветер сегодня! - произнес кто-то, и я узнал голос Отто Рана.

- Да, - кашлянул Вайстор, - зато он помог создать соответствующую атмосферу, не так ли? Такая перемена погоды особенно обрадует Гиммлера. Не сомневаюсь, что он найдет в этом какой-нибудь сверхъестественный вагнеровский смысл.

- Вы очень удачно выступили сегодня. Карл, - похвалил Ран. - Даже рейхсфюрер отметил это.

- Но выглядите вы усталым, - сказал третий голос, который, как я догадался, принадлежал Киндерману. - Давайте-ка я вас осмотрю.

Я наклонился и посмотрел в щель между дверью туалета и косяком. Вайстор снял пиджак, повесил его на спинку стула и тяжело опустился на стул, а Киндерман взял его руку и стал считать пульс. Вайстор выглядел вялым и бледным, как будто он действительно вступал в контакт с духами. Казалось, он читал мои мысли.

- Притворяться почти так же утомительно, как и делать все по-настоящему, - пожаловался он.

- Наверное, мне нужно сделать вам укол, - сказал Киндерман. - Немного морфия, чтобы вам лучше спалось. - Не дожидаясь ответа, он достал из своей медицинской сумки небольшой пузырек и шприц для подкожных инъекций и начал готовить иглу. - Нельзя, чтобы вы выглядели усталым на предстоящем Суде Чести.

- Вы мне очень понадобитесь там, Ланц. - Вайстор закатал рукав и обнажил руку, на которой было столько синяков и следов от уколов, что она казалось покрытой татуировкой. - Я не смогу обойтись там без кокаина. Он великолепно прочищает мозги. А мне нужно быть настолько трансцендентально настроенным, чтобы рейхсфюрер СС воспринял все, что я буду говорить, как абсолютную истину.

- Вы знаете, в какой-то момент я подумал, что вы собираетесь выступить с разоблачением евреев прямо сегодня вечером, - сказал Ран. - Здорово вы морочили ему голову всей этой чепухой насчет того, что девчонка не желает никому зла. Да, сейчас он более или менее поверил во все это.

- Всему свое время, мой дорогой Отто, - сказала Вайстор. - Всему свое время. Подумай только, какой будет эффект, когда я выступлю с разоблачением евреев в Вевельсбурге. Доказательства их участия в преступлениях приобретут силу духовного откровения, и мы наконец избавим рейхсфюрера от его глупого убеждения, что надо уважать права собственности и соблюдать законы. Евреи получат то, что они заслужили, и не найдется ни одного полицейского, который помешал бы этому. - Увидев, что шприц готов, он кивнул и стал бесстрастно наблюдать, как Киндерман делает ему укол. Когда поршень дошел до конца, он удовлетворенно вздохнул. - А сейчас, господа, помогите старику дойти до постели.

Я наблюдал, как они взяли его под руки и повели наверх по скрипучим ступенькам.

Мне вдруг пришло в голову, что, если Киндерман и Ран захотят уехать, они зайдут в гардероб, чтобы надеть пальто. Поэтому я выбрался оттуда и проскользнул в Г-образную комнату, где проходил мнимый сеанс, спрятавшись там за толстой портьерой - на тот случай, если кто-нибудь войдет. Но, спустившись сверху, они остановились в прихожей и стали разговаривать. Я не услышал и половины из того, что они говорили, но суть их разговора сводилась, по-видимому, к тому, что от Рейнхарда Ланге нет уже почти никакой пользы. Киндерман сделал слабую попытку оправдать своего любовника, но, похоже, он не очень старался.

Тяжело, было дышать вонью в туалете, но то, что последовало за их беседой, было во сто крат омерзительней. Я не мог видеть, что там происходит, и не услышал ни одного слова. Но по звуку безошибочно определил, что двое мужчин занимаются любовью. Меня затошнило. Когда они наконец завершили свое гнусное дело и ушли, гогоча, как пара школьников-недоумков, я почувствовал такую слабость, что мне пришлось открыть окно, чтобы глотнуть свежего воздуха.

В соседнем кабинете я прежде всего налил себе большой стакан бренди из запасов Вайстора, которое подкрепило меня лучше, чем глоток берлинского воздуха. Потом задернул шторы и настолько расслабился, что включил настольную лампу и хорошенько осмотрелся, прежде чем начать изучение содержимого ящиков и шкафов.