Небольшой отельчик «Челлини» действительно был изваян на морском берегу не без изящества и округленными формами издали напоминал чашу. Разумеется, если очень хотеть ее видеть. А я безусловно хотела. Потому что, как сразу по приезде впала в эйфорическое состояние, так и не думала выпадать. Меня радовало все, а что не радовало, того я просто не замечала. Честно скажем, ревизор из меня получился отменный, не хватало лишь десяти тысяч курьеров. Для будущего отчета я кое-что отметила, даже записала, но впоследствии забросила наблюдения, мне отлично жилось в начале июня в приморском отеле «Челлини». На месте Гриши Хвостова я бы приобрела данную недвижимость незамедлительно и жила там постоянно, забросив все остальные дела куда подальше. Хотя, на месте банкира Хвостова я бы еще прикупила заброшенный парк рядом с отелем. Там за оградой среди пышной зелени пламенели одичавшие алые цветы, и я бы среди них охотно погуляла, а не любовалась сквозь забор. Только не знаю, в какую сумму встала бы покупка, наверное, в довольно крупную, поскольку запертый парк тянулся на целый кватал и выходил на море. Ко всему прочему белый отель на краю заброшеннего парка таил в себе, это уже внутри, и набоковские ассоциации, классик любил живописать как раз такие заведения, почти домашние, но полные роскоши.
Что касается меня, то более всего я радовалась, когда проходила насквозь крошечный, но обильный садик у входа. Сразу наплывал цветочный аромат, а две статуи ню высились среди вьющихся растений, подобно райским видениям Адама и Евы. (По-моему, кто-то из них держал в руках лейку, или это мне мерещится задним числом.) В такие моменты я ощущала себя в дивно написанном романе, только не могла решить в каком из них.
Совсем рядом была Венеция стоило лишь сесть на автобус на площади Драго, далее плыть на медленном катере по зеленым водам лагуны, над ними вскоре поднимались из вод шпили и крыши. Еще момент, и на берегу выстраивались ожерельем дворцы и виллы, являя взорам незабываемое зрелище венецианской лагуны, многократно описанное в прозе и поэзии всех времен и народов. В первое посещение я чуть не спрыгнула с катера, не было сил ждать, пока он развернется и подойдет к причалу у площади святого Марка.
«Зеленая вода и птицы бьют крылами…» — это гондолы бились на волнах у причала. Так началась для меня дивная Венеция, и ничего с нею не случалось по мере изучения и дальнейших посещений. Очарование никуда не уходило, как я вплыла на катере в мифическое пространство, так по нему и расхаживала, не испытывая усталости или пресыщения. О Венеции могу сказать лишь одно — она была! Ее не портили орды туристов, обыденная реальность отлично вписывалась в нереальность, пространство вокруг меня искрилось радужной пыльцой, как в хрустальном шаре. И ярко убранные гондолы плыли по воде нефритового цвета. Сказать еще? Ну да ладно…
И как положено в сказках, я напрочь забыла о прошлой жизни. Дом, семья, работа и прочие дела из головы вылетели и не желали возвращаться, наверное, им было некуда. Я, как советовали поэты-романтики, жила одним днем в полное свое удовольствие, а все прочее закинула, как чепец за мельницу. Иногда такое удается.
Лишь одно обстоятельство смущало меня среди оплаченных Гришей Хвостовым удовольствий, и это был мой личный внешний вид. Тут вина выявилась Варечкина. Я бы с удовольствием забыла о ненужной девушке, как выронила из памяти все остальное, но каждый раз, когда Варя являлась пред моим взором, она оказывалась в новом изящном наряде. А вечерами я частенько встречала ее в бутиках, она смотрела, даже торговалась, и соблазн меня достал.
«Гробовую змею» с ее траурной элегантностью я оставила дома сторожить квартиру, кузина Ирочка вовремя объявилась и одолжила модный сарафан на застёжках, серый в белых цветах, очень недурной. Но остальные наряды не выдерживало критики, не говоря о сравнениях с Варечкой. Хотя кто требовал сравнений? Никого там не случилось, кроме меня самой. Однако выступать в роли кузины из провинции, попавшей на курорт в бабушкином наряде, мне совсем не хотелось. Но, увы, кроме коротких бежевых шорт и синенькой маечки, не считая упомянутого сарафана, надеть было просто нечего. Все барахло, купленное в Лиссабоне на выгаданные из хозяйства гроши, смотрелось жалко и неприглядно.