Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Еще одним психоневрологическим расстройством, ассоциировавшимся с испанским гриппом, был летаргический энцефалит (ЛЭ), в просторечии – «сонная болезнь». Волна ЛЭ накрыла весь мир с головой в период с 1917 по 1925 год, а пик ее пришелся на 1921 год. Начиналось заболевание с симптомов, похожих на грипп, быстро сменявшихся сонным оцепенением, откуда и название синдрома. Вот только сам этот «летаргический сон» был не вполне сном, а скорее каким-то странным полусном наяву: все внешние признаки погружения в сонную дремоту были у пациентов налицо, однако же они, судя по всему, продолжали отдавать себе отчет в том, где находятся и что происходит вокруг. В 1925 году в Германии впадение одной пациентки в летаргию удалось заснять на кинопленку: она заснула, едва закрыв глаза, прямо во время прохождения теста на способность вслепую коснуться указательным пальцем кончика носа, но тем не менее, пусть и в замедленном темпе, и со странными паузами и рывками, продолжила выполнение этого теста на координацию движений[362]

. Треть заполучивших ЛЭ (около полумиллиона людей во всем мире) умерло, не приходя в полное сознание, в первые же недели после развития синдрома; вторая треть выжила и поправилась; а еще треть так и продолжила жить в летаргическом сне, пока спустя какое-то время (вплоть до нескольких лет отсрочки) он не переходил в полный паралич, чем-то похожий на тот, что наблюдается на поздней стадии болезни Паркинсона.

Был ли ЛЭ вызван эпидемическим распространением какого-то неустановленного вируса или иного возбудителя – или же это было «отложенное» – часто на месяцы и годы – осложнение испанского гриппа? Вопрос этот как начал дискутироваться в 1920-х годах, так и остается спорным. Сторонники второй версии, руководствуясь принципом бритвы Оккама, призывают не плодить сущности (в данном случае неведомые вирусы) без надобности, благо что косвенных свидетельств в пользу вторичности ЛЭ относительно «испанки» предостаточно: хотя об отдельных случаях ЛЭ в другие годы истории медицины известно, всплеск начала 1920-х годов – единственная известная науке эпидемия этой страшной болезни; самые первые случаи ЛЭ были зафиксированы на Западном фронте в начале зимы 1916 года, то есть сразу же после начала вспышки «гнойного бронхита», которую теперь уже без особых сомнений считают первым (точнее даже «нулевым») локальным очагом испанского гриппа; население Западного Самоа, сильно пострадавшее от испанского гриппа, следом пережило и волну ЛЭ, в то время как на Американском Самоа счастливо обошлось без обеих напастей; наконец и средний возраст заболевших ЛЭ приходился на 29 лет, что вполне совпадало с демографическими «предпочтениями» вируса испанского гриппа.

Понятно, что дыма без огня не бывает, однако косвенные улики, как говорится, к делу не подошьешь, а железных доказательств причинно-следственной связи между двумя эпидемиями ученые коллективными стараниями пока что предъявить суду истории не смогли. Подтверждено, что вирус гриппа способен проникать через обонятельный нерв из носа в головной мозг и вызывать там воспаление (то есть энцефалит). Известно, что энцефалит чреват судорожными припадками и инсультами. Признается, что на ранних стадиях ЛЭ симптомы заболевания подозрительно похожи на симптомы ОРВИ. А вот дальше этой серии косвенных доказательств дело так и не сдвинулось, поскольку до сих пор не найдено прямого подтверждения наличия РНК вируса в клетках тканей головного мозга пациентов, умерших от ЛЭ. Это не означает, что ее там нет, а свидетельствует пока что лишь о дефиците годных образцов и, возможно, недостаточной для выявления вируса в имеющихся образцах чувствительности технологий секвенирования. Так что нам как зрителям остается лишь набраться терпения, а присяжным суда истории – объявить перерыв в слушаниях до появления новых вещественных доказательств по существу дела[363].