Блеф во спасение

Весь вечер и всю ночь две женщины не могли наговориться. Одной в радость было поговорить на певучем образном языке, которому с детства её учил отец. Вторая открывала для себя новый мир приключений и тайн, куда она свалилась через кроличью нору, но уже успела проявить недюжинные способности к импровизации и смелым атакам. Лишь один раз они включили новости, где главной темой была госпитализация кандидата в президенты сразу после кошмарного признания в прямом эфире радио «Страна». Вялые опровержения заокеанских партнёров, ехидство патриотов, паника либералов и безудержное хихиканье лидеров парламентских партий.

— Садись, гордая женщина, — трижды генерал дядя Гоша распахнул перед своей подопечной дверцу чёрного внедорожника с красноречивыми буквами АМР. — Я, конечно, не… Но некоторые твои желания постараюсь выполнить!..

— Давайте, — журналистка рассмеялась и от души чмокнула командира в колючую щёку, — жду ваших предложений, товарищ генерал!

И захлопнула дверцу, внимательно глядя на офицера спецназа, что чуть поодаль наблюдал за её отъездом, стоя в группе вежливых людей.

«Ох, и нелегко будет тебя вернуть тому, кто вернётся из Туркмении, — едва заметно ухмыльнувшись, подумал старый контрразведчик. — Да и на Яме на радио тебе уже нечего делать. Не твой уровень, дорогая…»

Сидя в автомобиле с мигалкой, что вёз её по названному адресу, Лена вспомнила о переданном ей напарником сувенире из Костромы и развернула бумажную обёртку с изображением памятника Сусанину. На её ладони сиял таинственным синим цветом филигранный амулет. Волшебный конь, встав на дыбы, склонял тонко очерченную голову с золотым рогом на лбу.

«Задание выполнено». Всего два слова в записке на обратной стороне обёрточной бумаги. Лаконично. А ведь и правда. Приказ был выявить Иуду и вывести его из голода. А остальное… Зоя Палеолог, ключ от вечного лета и паломничество великой княгини по храмам XII века? Всего лишь легенда.

167 вёрст отделяют от Москвы древнее княжество, первое упоминание о котором относится к 1208 году. Есть там и монастырь, основанный близ рек Тьмаки и Тверда по благословению епископа Арсения. У чудотворной иконы Тихвинской Божьей матери надолго задержалась богомолка в льняном платье до самых щиколоток и тонкой вязки шали на голове. Служительница, домыв пол в соборе Воскресения, подошла к ней поближе, спросила о чём-то. Едва услыхав ответ, со всех ног бросилась звать настоятельницу. Пришедшая на её зов мать игуменья подошла к женщине и молча поклонилась ей до земли. Та раскрыла ладонь и показала что-то… Через пару минут церковный староста вскрыл стеклянный короб на чудотворной иконе, и внутри вместе с прочими подношениями появился равносторонний крестик с кабошонами из лунного камня по концам. Корсунский крест от тверской княжны Елены Фаворской.

Глава 20

«Неужели вы слепы? Но прозрейте же скорей!»

«Улетай на крыльях ветра, ты в край родной родная песня наша. Туда, где мы тебя свободно пели...» — мелодия половецких плясок просилась на ум. И пролетали назад вдаль, от перспективы ослепительного августовского неба тяжёлые от спелых плодов ветви яблонь, перешептывались берёзы, звенели у самой пакли серых рваных облаков быстрокрылые ласточки. Россия бежала, раскрыв объятия, навстречу чёрной бестии коню, уносившему на юг витязя и прекрасную княжну… Тянулись к небу маковки церквей, похожие на пламя свечек, зажжённых во славу того, кто учил людей любить друг друга. Отчего же православная архитектура, вроде бы как пришедшая на Русь с греческого юга, отказалась от шлемовидных куполов, начав делать их луковичками? Не прорвалась ли в новую религию древняя ведическая традиция?

Отстояв праздничную заутреню на Преображение Господня, игуменья с лёгкой душой благословила на возвращение в беспокойный мир быстро ей полюбившуюся послушницу. Ту, что несла своё служение в госпитале для раненых военных так охотно и радостно, что даже врачи признавали явную пользу от её ухода, долгих сердечных бесед с выздоравливающими воинами и фантазию, с какой она украшала каждое их утро. Теперь же, сняв закрытое облачение инокини, княжна преобразилась. Распущенные пепельные волосы, посвежевшее на чистом воздухе лицо, лайковая куртка. Спутник, что усадил её сзади на мотоцикл, был сдержан и почтителен, но глаза-то не спрячешь…

Дай вам Бог, детушки! На святое дело отправляетесь.

Широким жестом хранительницы монастырского устава — игуменья. Потихоньку, тайком, застенчиво — сёстры. Крестили их во след.