Блек. Маркиза д'Эскоман

Те, узнав в ней старшую продавщицу из магазина мадемуазель Франкотт, стали делать ей разного рода предложения, чтобы она заняла у них такое же место, какое занимала ранее у известной модистки; но Тереза не хотела выставлять себя напоказ за прилавком.

К тому же она заметила, что беременна, и в ее состоянии ей следовало жить незаметно и в полном одиночестве.

Так она проводила свои дни до того времени, как в Шартр вошла холера. Бедняжка Тереза стала сестрой милосердия в своем бедном предместье.

И однажды утром, когда она поднялась, чтобы прийти на помощь своей больной соседке, ее собственные силы вдруг изменили ей.

Черный ангел, пролетая, задел ее своим крылом.

Мы видели, в каком состоянии ее нашел шевалье.

Такова была история Терезы.

Вот уже пять месяцев она не видела Грасьена и ничего о нем не слышала.

Что касается кольца, которое девушка носила на пальце, то она ничего не могла сказать о нем, кроме того, что оно было ей дано с наказом тщательно хранить его как талисман, который однажды поможет ей найти свою семью.

Господин де ла Гравери с благоговейным вниманием выслушал рассказ Терезы. Когда она заговорила о потере Блека, шевалье почувствовал, как краска бросилась ему в лицо; затем, когда он оценил, какие ужасные последствия имела для девушки эта пропажа (ведь, воспользовавшись отсутствием Блека и под предлогом того, что ей хотят вернуть ее собаку, Терезу заманили в ловушку, где она потеряла свою честь и, вероятнее всего, свое счастье), его охватило подлинное раскаяние и, пожимая и целуя руки девушки, он опустился на колени.

— Тереза! Тереза! — говорил он. — Добрый Бог милостив; он порой дарует нам испытания, дитя мое, но поверь мне, не случайно его сострадание послало меня на твоем пути, и я клянусь, что с сегодняшнего дня посвящу всю свою жизнь твоему счастью.

— Увы! — ответила Тереза, ничего не понимая в этом порыве шевалье. — Мое счастье! Вы забываете, сударь, что для меня больше нет счастья… Моим счастьем была бы жизнь с Анри, а я навечно разлучена с ним.

— Хорошо, хорошо! — с доверчивым выражением ликующего человека произнес шевалье, убежденный, что удача, благодаря которой он столь неожиданно нашел дочь Матильды, не может отвернуться от него на полдороге. — Хорошо! Мы уладим все это. Черт возьми! На свете есть не только господин Анри, есть также его брат, господин Грасьен.

— Это не будет счастье, — сказала Тереза, — это будет искупление; только и всего.

— Ну и что же, — заметил шевалье, — однако мне кажется, что это было бы уже кое-что.

Тереза покачала головой.

— Неужели вы думаете, что молодой человек, такой знатный и такой богатый, как он, когда-нибудь согласится жениться на такой бедной мастерице, как я? Я послужила ему лишь игрушкой, только и всего. Верите ли вы, что он когда-нибудь осмелился бы нанести дочери графа или маркиза, у которой есть отец или братья, способные за нее отомстить, такое оскорбление, которое он нанес, ни на минуту не задумавшись, бедной сироте?

Шевалье почувствовал, как стрела пронзила ему сердце; его глаза вспыхнули; впервые желание мести проснулось в нем.

Никогда по отношению к г-ну де Понфарси он не испытывал ничего подобного тому, что вдруг почувствовал по отношению к Грасьену.

Он с некоторой радостью вспомнил, что во время путешествия в Мексику научился довольно ловко стрелять, попадая два раза из трех в зеленых попугайчиков, тогда как Дюмениль, однако, бил без промаха.

Затем машинально он сделал тот знаменитый обманный выпад, что представлял собой секретный удар, которому его научил капитан (сам он перенял его у учителя фехтования в Неаполе).

Почему вдруг такое пришло ему на память? Почему, стиснув зубы, он вспомнил это? Шевалье не мог себе этого объяснить, но все же он думал об этом.

Тереза лежала молча и в полном изнеможении; она не заметила ни того, как лицо шевалье нахмурилось на мгновение, ни движения руки, когда он проделал в воздухе свой секретный удар.

Этот разговор совершенно истощил все ее силы, и после того как она произнесла свои последние слова, которые мы только что привели, ею вновь овладел приступ того сухого и глубокого кашля, что однажды так взволновал г-на де ла Гравери.

Шевалье решил, что он в другой раз попросит рассказать ему все оставшиеся подробности, если ей еще было что рассказать.

Он обратил внимание на то, что, говоря и об Анри и о Грасьене, Тереза ни разу не произнесла их фамилии, называя их только именами, данными им при крещении.

Но, чтобы найти Грасьена в тот час, когда у него возникнет необходимость объясниться с ним, шевалье не обязательно было знать его фамилию: ему было известно, в каком полку служил молодой человек, в военном министерстве легко было выяснить, в каком городе этот полк расквартирован теперь, а лицо Грасьена и лицо его собеседника Лувиля достаточно глубоко запечатлелись в его памяти, так что он несомненно узнал бы их с первого же взгляда.