Блеск чужих созвездий. Часть 2 (СИ)

— В моем мире лечат тех, кто имеет два человека в голове.

Мангон отпил вина и некоторое время молчал, наслаждаясь жаром, которым дышал камин. Потом заговорил, медленно, нехотя, будто вытаскивал воспоминания из дальних закутков сознания.

— Я никому этого не рассказывал, но раз уж ты видела, как я смеюсь, отступать некуда, — он посмотрел краем глаза на Таню. — У нас, высших драконов, тех, кому досталась человечность, трудно с рождением детей. Драконы высиживают яйца, люди — рожают живых младенцев. Сочетать такие разные подходы сложно. Поэтому драконы предпочитают находить себе пару на Огненных пустошах до того, как прибывают в мир людей. Там о яйцах и драконятах заботится племя, потом они вырастают и, если совет решит, прилетают в Иллирию. Но иногда человека-дракона может родить женщина. Конечно, чаще всего ребенок ее убивает, но моей матери повезло: у нее родился я, и она даже смогла это пережить. Поэтому я никогда не был в Огненных пустошах, а все детство провел в Сером Кардинале под ласковым присмотром матери. Когда мне было двадцать лет, она умерла от лихорадки, и я остался один на один с отцом. Прежде он не занимался моим воспитанием, и оказалось, что, по его мнению, я никуда не гожусь. Слишком подвижный, слишком шумный, слишком любопытный. Не таким хотел отец видеть своего наследника. Он был генералом Драгона, занимал то место, которое сейчас принадлежит Кейблу. Сильный, умный, опасный дракон. Чтобы ты понимала, его титул примерно равен титулу короля при конституционной монархии. Впрочем, это не имеет отношения к делу, — Адриан сделал еще один глоток. — Важно то, что такой сын, как я, Этора Мангона не устраивал. Он мне постоянно объяснял, как важно быть серьезным, какая важная цель у моей жизни. Насколько люди глупы и бесполезны, что за ними требуется строгий надзор. К тому времени он все хуже и хуже относился к людям, и трудно было представить, что когда-то он женился на обычной женщине.

— Твой отец любил ее? — тихо спросила Таня.

— Мне кажется, очень любил, хоть к концу ее жизни в нашем доме поселилась его любовница. Которая стала одним из камушков в пирамиде его ненависти к людям, кстати. Я взрослел, и мне не хотелось становиться похожим на отца. Мне нравилось бродить по стене и крышам, общаться со стражей, играть с ними в карты и слушать их пошлые истории. Я любил выбираться в Илибург. Напивался в кабаке и танцевал, пока не падал с ног от вина или усталости, — вспоминая юность, Мангон улыбался и как будто казался моложе. — После одного такого приключения отец избил меня.

— Как это? — ахнула Таня. — Избил — это кулаками? Я правильно поняла?

— Тростью, — усмехнулся Адриан. — Утром встретил меня в холле и носился по всему замку за мной, колотя тростью с металлическим набалдашником. Я думал, он разобьет мне голову, а ведь я был уже взрослым парнем, по человеческим меркам мне было лет семнадцать-восемнадцать. Но сломали меня не нотации и не ссоры. Даже боль я переносил легко, ведь потом меня ждали приключения, и это придавало мне сил. Но тогда он догадался причинять боль не мне, а моим друзьям.

Он прервался, чтобы выпить вина и собраться с силами. Лицо его будто потемнело, брови сдвинулись к переносице.

— У отряда стражников был выходной. Они устроили кутеж, пригласили проституток. Я присоединился к ним. Отца не было в замке, он должен был вернуться через два дня, но вернулся, конечно же, в эту ночь. Услышал шум, зашел в комнату стражи, увидел нас… Ну, такими, какие мы были. Развернулся и молча ушел, и тогда я понял, что случилась катастрофа. Лучше бы он кричал. На следующий день он выстроил добропорядочных стражников в две шеренги, через которые прогнал тех, с кем я отдыхал накануне. Их и девушек, которых они провели. Их избили до полусмерти, а я вынужден был на это все смотреть. И не мог им помочь. Я плохо помню подробности, урывками, отдельными картинами. Сочащаяся кровью кожа. Вздувающиеся полосы на спинах и руках. Фиолетовые синяки. Падающие на холодный плац тела. После всего этого меня рвало. Я чувствовал такую огромную вину, что казалось, она раздавила меня. Хотя ребята нарушили правила: пить и водить женщин было строго запрещено, даже я как хозяин сохранил эти правила. Но отец их так избил и вышвырнул из замка буквально умирать не из-за нарушения устава. Из-за меня. Тогда я перестал бродить по крышам и вообще веселиться.

Таня с трудом сглотнула. Этор Мангон представился ей мерзким жестоким стариком, который вел себя хуже животного. Таня живо представила исполосанные в кровь спины, падающих на платц женщин и свист кнутов или палок, которыми избивали их вчерашние друзья. Озноб пробежал по телу, хотя у камина было жарко, как в печи.

— Твой отец имел человечность? — спросила она.