– Да брось. Она, вероятно, о тебе беспокоится. – Я судорожно стал искать глазами Герду. Она стояла на другом конце зала, с кем-то разговаривала. К сожалению, придется ее прервать. Мне не хочется заставлять Алису ждать дольше, чем нужно. – Я нашел ее. И сейчас иду к тебе.
– Я сброшу мою геолокацию.
– Ты где?
– Не знаю. Я… я просто хотела убежать подальше от… Бекки.
Что эта девица опять натворила?
Пять минут спустя я вышел из галереи и увидел, что идет дождь. Сильный дождь. Алиса без куртки и зонта, наверное, продрогла. Я вернулся в галерею и взял со стойки чей-то зонт. Завтра верну его на место.
Выйдя на улицу, я побежал. В одной руке раскрытый зонт. В другой – телефон с навигацией. Куртку Алисы я взял под мышку. Я увидел, что бежать нужно все время прямо, поэтому спрятал телефон и ускорил темп. Пока не увидел ее, сидящую на корточках на бордюре. Руки обнимают колени, прижатые к телу. Я почти добежал. Тяжело дыша, я закрыл ее от дождя зонтом и присел перед ней.
– Алиса, эй…
– С-Симон. – Ее губы тряслись, как и голос. Зареванные глаза смотрят на меня. С тем выражением боли, ярости и тоски – видимо, все вместе, – которое пронизывает меня с головы до ног. На короткий миг я почувствовал, что парализован. Не способен произносить звуки, двигаться, проглотить комок в горле. Конечно, меня подмывало спросить, что случилось. Что она тут делает. В холоде, под дождем. Но вопросы подождут, да и вряд ли она сможет на них ответить, судя по тому, как стучат ее зубы.
– Пойдем домой. – Я накрыл ее курткой. Она уже намокла, но все же это лучше, чем ничего. Я помог ее надеть, почувствовав, насколько ледяные у Алисы руки. Она, не переставая, дрожала всем телом, и я не был уверен, сможет ли она идти. Нужно как можно скорее ее согреть.
– Я понесу тебя, хорошо?
Она кивнула.
Я отдал ей зонт, чтобы освободить себе руки. Поднял, и она обняла меня. Уткнулась мне в шею, как будто хотела спрятаться. Или пытаясь согреться. Я надеялся, что со мной она не продрогнет окончательно. В этот момент порыв ветра вырвал из рук Алисы зонт, и мы оказались без защиты.
Алиса пробормотала извинение.
– Ничего. Это не мой. – Я поискал глазами укрытие, где мы могли бы подождать такси, и увидел его через дорогу. На автобусной остановке я кое-как поставил Алису на ноги. Вызвал такси, недолго думая расстегнул молнию своей куртки и рубашку.
– Иди ко мне. Немного согреешься.
Она, не сопротивляясь, прильнула ко мне, ее пальцы на моем голом теле были похожи на прикосновение сосулек, я весь покрылся мурашками.
– Получше? – спросил я.
– Немножко, – пробормотала она, не переставая дрожать, и обхватила меня еще крепче.
Мы вошли в квартиру, и я включил отопление в ее комнате на максимум. Пока она была в душе, приготовил чай. Ее любимый свитер – палатку с ушами – я положил на батарею, чтобы он был теплый. В такси я не спрашивал, что произошло у них с Кики.
Прошло полчаса, чай остыл, Алиса до сих пор не вышла из душа. Прошло еще пять минут, а вода по-прежнему лилась, и я забеспокоился. Она поскользнулась, ударилась головой, упала в обморок?
Я постучал.
– У тебя там все в порядке?
Ответа не последовало.
– Алиса? – позвал я громче.
Тишина.
Черт.
В ванной нет замка. Поначалу мне это было не совсем приятно и бесило, теперь же я был благодарен. Я медленно приоткрыл дверь.
– Алиса?
Плеск воды не прекращался. Я открыл дверь чуть шире и увидел Алису под душем. В платье и колготках. Съежившись, как там, на улице. Только на этот раз не под дождем, а под душем. Алиса опять дрожала, но на этот раз по-другому. Она подняла на меня полные боли глаза.
Мне пришлось сделать три глубоких вдоха, прежде чем я продолжил дышать нормально. Я, не раздумывая, сел рядом с ней под душ. Тоже в одежде. Без слов посадил Алису к себе на колени, провел рукой по ее мокрым волосам, по щеке. По плечам. Обнял ее дрожащее тело и прижал к себе.
Я просто сидел и держал ее.
48
Алиса
Я сижу в поезде.
В Люнебург. Еду разговаривать с Бекки.
Прошло три дня с тех пор, как она поставила с ног на голову мой мир. Мир, в котором я смирилась с тем, что виновата в смерти мамы.
Это могло стать смешным, если бы не было ужасным из-за нашего вопиющего сходства с сестрой. Мы обе взвалили на себя чувство вины за аварию. Мы обе изводили себя. Но там, где я старалась не дать этому чувству просочиться наружу и делала все, чтобы папа и Бекки были счастливы, она проецировала его на окружающих. На меня. Она постоянно меня наказывала. Пока я чуть не задохнулась от мук совести.
Как так можно? Как вообще человек может так поступать? Превратить жизнь другого… жизнь собственной сестры в ад, чтобы только чувствовать себя лучше? Все ее удары, которые мне приходилось сносить. Все мои сомнения в себе, спровоцированные вечной критикой и очернением с ее стороны. Моей одежды, татуировок. Моих работ. Моих мечтаний. Меня. И все это из одной только ревности. Из ненависти к себе.