Блеск и нищета шпионажа

Зато в сексе была неутомима и могла обольстить любого, а тут ежевечерние общения семьями, захватывающие беседы о коммунизме, искусстве и философии — ничего удивительного, что измотанный недавним припадком эпилепсии Троцкий в свои пятьдесят восемь мог увлечься пикантной мексиканкой. Господи, в безоглядном служении революции так мало оставалось времени для любви! Хотя, случился неплохой романчик в 20-м, когда в Россию для изготовления бюста героя Октября прибыла англичанка Клэр Шеридан, лепили много и плодотворно, много чувств было и у комиссарши Ларисы Рейснер, с которой летом восемнадцатого воевал под Свияжском, правда, страсти Ларисы мешала литературщина даже в сексе, но что поделаешь!

Агент докладывал, что 7 июля 1937 года, сославшись на желание поразмыслить в одиночестве над задуманной книгой, а заодно и поохотиться, и полюбоваться кактусами, Лев Давидович махнул на фазенду в Сан Мигель Регла, что в 130 километрах от Мехико, кстати, тоже арендованную щедрым Диего, — благородный человек, а этот гад Троцкий не просто враг народа, но и выродок, и дерьмо собачье. Дерьмо еще потому, что заманил в фазенду жену друга — кто кого заманил, до сих пор неясно — и там они так совокуплялись, что у Льва Давидовича взбунтовался аппендицит (чекисты дико хохотали, представляя скорчившегося Троцкого рядом с двадцатидевятилетней, голой и хромой Фридой). Его срочно доставили в госпиталь, и вся эта гнусная история выползла на свет Божий.

Диего внешне не показал виду, но дал понять, что пора и честь знать, и не превращать приличный дом в бордель, на Фриду герой революции впечатления не произвел (она надеялась, что в постели он такой же неукротимый, как и на броневике), она меняла мужчин как перчатки, считала любовь превыше всех буржуазных предрассудков, попыталась убедить в этом своего и без того нещадно блудившего мужа и вскоре умчалась в Париж, где разбила сердце у самого Пикассо.

Еле-еле Троцкий вымолил прощение у Натальи, семья быстренько переехала в Койоакан на укрепленную виллу — после расстрелов в СССР стареющий лев стал крайне подозрителен.

Подготовке операции мешала нервозность: расстреляли уже многих, но кое-кто остался. Вот и в этот день арестовали отозванного из США резидента.

— У нас просто так не арестовывают… — сказал осторожный Красовский и расстегнул ворот гимнастерки, который вдруг сдавил ему шею. — Давай выскочим на секунду, выпьем пивка.

Из здания Лубянки они вышли на Кузнецкий мост.

Стоял март 1939 года, но Москву еще терзали морозы, и все было покрыто снегом. В кожаных пальто и кепках (в партии шляпу носил лишь Молотов, да и то поскольку имел дело с буржуазией), чекисты нашли ларек, где несколько озябших людей сомнительного вида пили пиво прямо на улице, доливая его из чайника, любезно предоставленного продавцом в шубе с поднятым воротником. Пиво отвлекало от забот и настраивало на боевой лад.

Готовился несколько месяцев, а тут Гитлер напал на Польшу, пришлось переиначивать легенду, прокладывать другой маршрут. Добирался нелегально, по паспорту польского гражданина Анджея Василевского, сбежавшего из страны в сентябре 39-го, — таких хватало, они вызывали сочувствие.

Давиду звонить не стал — вдруг телефон под контролем? — хотя в Москве уверяли, что художник — словно жена Цезаря, вне подозрений, информация надежная, контрразведку начинили агентами. Решил визитировать без предупреждения. Давид Сикейрос, мировая фигура, жил в причудливом особняке, скроенном по собственным чертежам, в богатом районе Мехико Сити. На втором этаже размещалась мастерская, впрочем, другие покои от нее не отличались: везде холсты, мелки, краски, палитры, кисти и, между прочим, то шаль, то черепаховый гребень, то лак для ногтей, забытые натурщицами.

Ворота оказались незапертыми, он прошел через сад, понюхав на пути густой куст махровых роз, — запах прекрасный и тяжелый, вспомнил почему-то розовое варенье в банке из Елисеевского. Сикейрос обрадовался неожиданному гостю, война в Испании вдохнула в него столько творческой энергии, что любое напоминание о ней было величайшей радостью, — мы сами создаем и проживаем жизнь, попутно увековечивая ее на гениальных полотнах.

Он даже не удивился, когда Клим попросил величать его Анджеем, а не Петером, конспирация — это настоящая жизнь, это мурашки по телу от постоянной опасности, Сикейрос не мыслил жизнь без авантюр, они помогали творчеству. Давид поддерживал связь с местной компартией, не изменившей делу Коминтерна, стойко разделял сталинские позиции и ненавидел предателя Троцкого.

Это радовало.

Освежили нынешнее местожительство: Койоакан, Авени-да Виена, крепость снаружи и изнутри, две сторожевые башни, вход посторонним только по пропускам. Гнида трудилась над биографией Сталина, и не нужно было гадать, что из этого выйдет. Окружение? Преданные фанатики, к ним не подойти.

Сикейрос немного знал лишь секретаршу Троцкого Сильвию Эджелофф, встречались пару раз в Испании и на улице уже в Мехико, однажды была у Сикейроса на вернисаже, обожает Троцкого, это — идол, это — бог, чистая женщина — такую не перетянешь.