Блеск и нищета шпионажа

Впоследствии, когда в американском журнале «Лайф» пошла серия глав из книги о преступлениях Сталина, когда американские спецслужбы схватились за голову, узнав из журнала, что почти 14 лет у них на территории преспокойно жил крупнейший советский разведчик, когда Орлова стали допрашивать в сенатских и прочих комиссиях, он утверждал, что написал два письма. Одно — на имя Ежова, в нем он осуждал репрессии в отношении его коллег и объяснял причины своего ухода, другое — на имя Сталина, там Орлов писал, что в случае, если он или его семья пострадают, на свет появится запрятанный список всех сталинских преступлений от убийства Кирова, Тухачевского и даже генерала Миллера. Эта угроза, мол, подействовала на Сталина, и он оставил Орлова в покое. ЦРУ и ФБР поверили в эту версию, архивы КГБ свидетельствуют о другом.

Вызвав в Канаду из США своего родственника Курника, Орлов поручил ему доставить в наше посольство в Париже письмо, адресованное Ежову. В нем Орлов прямо заявил, что вызов в Москву он считает западней и не хочет стать жертвой Дугласа (кличка Шпигельгласа), который убил Рейсса и пытался скомпрометировать популярного в Интербригадах генерала Вальтера (генерал Сверчевский, которого отозвали в Москву, но расстреляли уже после отправления письма Орлова). Орлов писал, что иностранные агенты, связанные с репрессированными по наветам Дугласа чекистами, продолжают честно работать. Тут он упомянул расстрелянного Малли, венгра, старого чекиста, участвовавшего в вербовке и Филби и других. Но ведь Сынок продолжает работать!

Орлов не клеймил ни Сталина, ни Ежова, вроде бы во всем был виноват интриган Шпигельглас. Заверял Ежова, что остается верным партии и своей родине и никогда не предаст дела пролетариата. «Если вы оставите меня в покое, я никогда не нанесу никакого вреда ни партии, ни Советскому Союзу… Я торжественно клянусь до конца своих дней не вымолвить ни слова, которое могло бы нанести ущерб партии, воспитавшей меня, или стране, в которой я вырос. Швед (его кличка)».

Подтекст ясен.

Наивно полагать, что Орлов верил в человеческие чувства Ежова и Сталина. Основная «бомба» лежала в двухстраничном приложении к письму, которое до сих пор считается совершенно секретным и вряд ли станет достоянием гласности; Там Орлов, вроде бы в подтверждение своих заслуг перед родиной, перечисляет агентов и операции, о которых ему известно, — всего около шестидесяти, причем самых важных.

Назовем лишь имена, уже известные мировой общественности: знаменитая «кембриджская пятерка», солидная агентура во Франции, агент в окружении Троцкого (о планах его убийства Орлову тоже было известно), история испанского золота. Самое поразительное, что в приложении упомянуты и жемчужины «Красной капеллы» Харнак и Шульце-Бойзен, питавшие нашу разведку ценной информацией вплоть до их ареста в 1942 году гестапо (завербованы они были еще в тридцатые годы).

Сталину и Ежову стало ясно, что преследование Орлова приведет к потере практически всей агентурной сети в Европе, они знали хитроумие опытного чекиста и были уверены, что он найдет способ сделать достоянием гласности эти имена в случае своей гибели.

В деле арестованного и потом расстрелянного Шпигель-гласа имеется его показание: «Никольский, став невозвращенцем, написал письмо Ежову, в котором угрожал обнародовать компроматы, если он обнаружит малейший признак наблюдения за ним. После этого Ежов дал указание не трогать Никольского».

Когда родственник Орлова возвратился из Парижа в Монреаль, выполнив свою миссию связника, Орлов уже уехал в США, причем по советскому дипломатическому паспорту. В заявлении указал, что он едет на работу в посольство в Вашингтоне вместе с семьей. В Нью-Йорке он зарегистрировался как Берг. Просить политического убежища он боялся, ибо этим привлек бы к себе внимание и властей, и НКВД, который, как он считал, никогда не перестанет охотиться за ним. Благодаря своим родственникам, имевшим высокие связи, ему удалось получить вид на жительство в США.

Игорь Константинович Берг с женой Марией и больной дочкой уехали в Калифорнию. Тут в порядке исключения Орлов решил «засветить» агента Зборовского, внедренного в окружение Троцкого, и написал последнему анонимное письмо о готовящемся покушении и о «его знакомом Марке». Симпатизировал Льву Давидовичу еще со времен войны с белополяками? Не выносил Зборовского, который постоянно подогревал Сталина, утверждая, что Троцкий готовит против него теракт, что не соответствовало действительности? Страховался на будущее, приплюсовывая себе добрые дела?

Троцкий, впрочем, решил, что письмо — это обычные интриги и запугивания НКВД, и бросил его в корзину.

В 1940 году умерла дочь Орловых Вера, которую они обожали, и они переехали в Бостон, где жили в отеле. В банке было открыто специальное хранилище, где находились, кроме банковских документов, не секреты, нет, а любительская кинопленка, сделанная дочерью и ее няней в Испании. Впрочем, там был еще пакет с негативами, который не вскрывали, и где вполне могла быть копия письма Ежову.