Блистательный Гильгамеш

– Да вон же наш норабельщик! – жена первая разглядела Уршанаби и воскликнула радостно. – Сидит спокойно на дне ладьи и разговаривает с тем, кто держит парус в руках. А человек этот, который плывет к нам в гости… я поняла, на кого он похож. Он похож на тебя молодого! Помнишь, ты ушел далеко на охоту, тебя поранил зверь, ты отлеживался несколько дней, а потом слуги тебя несли на руках. Но чтобы не испугать меня, поблизости от дома ты потребовал, чтобы тебя поставили на землю и последние шаги сделал сам. Помнишь, это было вскоре после нашей женитьбы. Ты выглядел тогда точно также! Встреть же его, и кем бы он ни был, прими, как подобает гостеприимному хозяину. Мы так давно не видели никого из людей. А я пойду, домешаю тесто и напеку свежих лепешек.

Давно она не плакала, супруга Утнапишти и сама удивилась, почувствовав слезы на глазах. Не вытирая их, она поспешила в хижину, потому что гостей положено встречать свежим хлебом.

Лодка приблизилась, гость и корабельщик соскочили на берег, к ним подошел и хозяин, молча они вытащили лодку на песок.

"Не стану спрашивать, кто он и что за дело его привело, подумал Утнапишти, удивляясь странному виду гостя. – Наступит время, он сам обо всем расскажет."

Но и гость смотрел на хозяина с удивлением. Гильгамешу казалось, что он видит отца. Таким, когда он сам был малышом, и Лугальбанда, старый, но могучий поднимал его высоко над землей. Еще и потому Гильгамеш обратился к хозяину с особым почтением, словно заговорил с собственным отцом.

– Прости, что нарушил покой твоей жизни, – сказал Гильгамеш, склонив голову. – Я слышал о тебе с рождения, Утнапишти, и счастлив увидеть тебя живым и здоровым. Я же сам – твой дальний потомок, правнук твоих правнуков, правлю народом Уруку. Зовут меня Гильгамеш, я сын славного Лугальбанды.

– По виду ты больше похож на человека, вернувшегося из царства мертвых. С тех пор, как я живу здесь, прошло множество лет, и мир мог измениться. Я не знаю, как теперь сторожат ворота в царство мертвых, и если ты оттуда пришел ко мне скажи сразу, так будет лучше.

– Я живой человек, хотя мог не раз и погибнуть на своем долгом пути к тебе.

– Хозяин, он не обманывает тебя, – вставил корабельщик. – Он и в самом деле Гильгамеш, тот, что правит народом Урука. Я слышал о нем разговоры богов, когда однажды, охотясь в лесу за змеем, забрел ненадолго в каменный сад и подошел близко к хижине Сидури.

– Кто бы ни был ты – мой ли потомок, или потомок другого человека, мне незнакомого, будь нашим гостем, – проговорил Утнапишти. – Вот моя хижина, в ней ты можешь передохнуть, ибо я вижу, что путь твой долог. И ты, корабельщик, ты отдохни тоже. Но скажи мне, Гильгамеш, какие страдания терзают твое сердце. Снова повторю, ты выглядишь так, как прежде не выглядели живые люди. Уж не говорю о твоем увядшем лице и поникшей голове, об изношенной одежде, какую в мои времена носили лишь нищие бездельники, но не цари. Я спрашиваю тебя о той тоске, которую ты носишь с собой.

Не она ли погнала тебя, Гильгамеш, по свету? Проходи же в хижину, спокойно располагайся, жена скоро принесет свежие лепешки, а пока ты можешь выпить свежей прохладной воды, и раскрой свои тайны.

– От тебя у меня нет тайн, Утнапишти, – ответил Гильгамеш.

* * *

– От тебя у меня нет тайн, Утнапишти, – ответил Гильгамеш и, пригнувшись, откинул циновку, висящую вместо дверей, чтобы войти в хижину своего дальнего предка.

Хижина удивила его убогим убранством, но ни слова он не сказал своему предку.

Так, как жил утнапишти, в Уруке жили только безродные бедняки. На земляном полу лежала грубо сплетенная циновка. На стенах, слепленных из вязанного тростника с глиной, висел хозяйский инвентарь: каменные топоры, каменные ножи и каменные мотыги. Лишь ручки были у них деревянные, прикрепленные жилами. Во второй половине хижины было возвышение, сделанное из камней и глины. Его устилали высушенные травы, а поверх лежал грубый кусок ткани, какими пользовались пастухи.

К этому ложу и пригласил Гильгамеша предок.

– Располагайся, жена принесет тебе питья.

Тут же вошла пожилая женщина с добрым лицом. В глиняном кувшине, неровном оттого, что был сделан он не на гончарном круге, а слеплен ладонями, она поднесла холодную чистую воду. И Гильгамеш выпил ее с наслаждением.

Потом он снял с себя меч, кинжал и протянул хозяину.

Хозяин с интересом стал разглядывать оружие гостя.

– Хорошие мастера делали рукояти твоих ножей, если сумели прорисовать столь тонкие узоры. Но ты передай им, когда вернешься домой, что нож – это не безделушка, не украшение, нож – это защитник, спаситель и кормилец, и его нельзя делать из золота. В наше время из золота делали серьги, браслеты, кольца, а ножи положено делать из камня. Ибо тверже камня может быть только камень. А золото – материал мягкий. Потому у нас и не делали длинных ножей. Камень, если он длинен, становится ломким.